Сэй Сёнагон - Записки у изголовья (Полный вариант)

В царствование императора Мураками однажды выпало много снега. По приказу государя насыпали снег горкой на поднос, а сверху воткнули ветку цветущей сливы. В небе ярко сияла луна.

— Прочти нам стихи, подходящие к этому случаю, повелел император даме-куродо Хёэ̀. — Любопытно, что ты выберешь.

Снег, и луна, и цветы [282] Снег, и луна, и цветы… — Строка из стихотворения Бо Цзюй-и, где говорится: «Снег, и луна, и цветы Сильнее будят тоску по тебе». … продекламировала она, к большому удовольствию государя.

В другой раз, когда госпожа Хёэ сопровождала его, государь остановился на миг в зале для старших придворных, где в то время никого не случилось. Он заметил, что над большой четырехугольной жаровней вьется дымок.

— Посмотри, что там горит, — повелел он.

Дама Хёэ пошла взглянуть и, вернувшись, прочла стихотворение одного поэта:

В самом деле, лягушка случайно прыгнула в жаровню и горела в ее огне.

Однажды госпожа Миарэ-но сэдзи изготовила в подарок императору несколько очень красивых кукол наподобие придворных пажей. Ростом в пять вершков, они были наряжены в парадные одежды, волосы расчесаны на прямой пробор и закручены локонами на висках.

Написав на каждой кукле ее имя, она преподнесла их императору.

Государю особенно понравилась та, что была названа «принц Томоа̀кира» [285] Окончание «акира» входило в состав имен каждого из братьев императора Мураками, он сам ранее носил имя «Нориа̀кира». .

Когда я впервые поступила на службу во дворец, любая безделица смущала меня до того, что слезы подступали к глазам, Приходила я только на ночные дежурства [287] Придворные дамы служили в несколько смен. и даже в потемках норовила спрятаться позади церемониального занавеса высотой в три сяку.

Однажды государыня стала показывать мне картины, но я едва осмеливалась протягивать за ними руку, такая напала на меня робость.

— Здесь изображено то-то, а вот здесь то-то, — объясняла мне императрица.

Как нарочно, лампа, поставленная на высокое подножие, бросала вокруг яркий свет. Каждая прядь волос на голове была видна яснее, чем днем… С трудом борясь со смущением, я рассматривала картины.

Стояла холодная пора. Руки государыни только чуть-чуть выглядывали из рукавов, розовые, как лепестки сливы. Полная изумления и восторга, я глядела на императрицу. Для меня, непривычной к дворцу простушки, было непонятно, как могут такие небесные существа обитать на нашей земле!

На рассвете я хотела как можно скорее ускользнуть к себе в свою комнату, но государыня шутливо заметила:

— Даже бог Кацураги помедлил бы еще мгновение!

Что было делать! Я повиновалась, но так опустила голову, чтобы государыня не могла увидеть мое лицо. Мало того, я не подняла верхнюю створку ситоми.

Старшая фрейлина заметила это и велела:

— Поднимите створку!

Одна из придворных дам хотела было выполнить приказ, но государыня удержала ее:

— Не надо!

Дама с улыбкой вернулась на свое место. Императрица начала задавать мне разные вопросы. Долго она беседовала со мной и наконец молвила:

— Наверно, тебе уже не терпится уйти к себе. Ну хорошо, ступай, но вечером приходи пораньше.

Я на коленях выползла из покоев императрицы, а вернувшись к себе, первым делом подняла створку ситоми.

Ночью выпало много снега. Ограда была поставлена слишком близко к дворцу Токадэн, не давая простору взгляду, и все же картина снежного утра была великолепна.

В течение дня мне несколько раз приносили записки от императрицы:

«Приходи, не дожидаясь вечера. Все небо затянуто снеговыми тучами, темно и сумрачно, никто не увидит твоего лица».

Фрейлина, в ведении которой находились наши покой стала бранить меня:

— Что за нелепость! Почему ты весь день сидишь взаперти? Если тебя, новенькую, государыня сразу призывает перед свои очи, значит, такова ее высочайшая воля. Как можно противиться — это неслыханная дерзость!

Она всячески меня торопила. Я пошла к государыне почти в каком-то бесчувствии, до того мне было тяжело…

Но помню, кровли ночных сторожек были густо устланы снегом. Непривычная красота этого зрелища восхитила меня.

В покоях императрицы открытый очаг, как всегда, был доверху полон горячих углей, но никто за ним не присматривал.

Возле государыни находились лишь фрейлины высшего ранга, которым надлежит прислуживать ей за трапезой. Сама императрица сидела перед круглой жаровней из ароматного дерева чэнь [288] Род алоэ, привозимого из Китая. Дерево покрывали несколькими слоями лака и позолотой, украшали узорами (род лака макиэ̀). , покрытой лаком в золотую крапинку с узором в виде пятнистой коры старого ствола груши.

В смежном покое перед длинной четырехугольной жаровней тесными рядами сидели придворные дамы, — китайские накидки спущены с плеч и волнами сбегают на пол. Я от души позавидовала им. Как свободно они держат себя во дворце, где все для них привычно! Без тени смущения встанут, чтобы принять письмо, присланное императрице, снова вернутся на свое место, разговаривают, смеются…

Да смогу ли я когда-нибудь войти в их общество и держаться столь же уверенно? Эта мысль смутила меня вконец.

А в самом дальнем углу три-четыре дамы разглядывали картины [289] Т. е. свитки эмакимоно — горизонтальные свитки, на которых обычно изображались сцены из популярных романов, текст писался каллиграфическим почерком на цветной бумаге. …

Вскоре послышались крики скороходов, сгонявших людей с дороги.

— Его светлость канцлер пожаловал, — воскликнула одна из дам и они спешно стали прибирать разбросанные вещи.

«Как бы убежать отсюда?» — подумала я, но, словно окаменев, приросла к месту и лишь слегка отодвинулась назад. Но мне нестерпимо хотелось взглянуть на канцлера, и я прильнула глазом к щели между полотнищами занавеса. Но оказалось, что это прибыл сын канцлера — дайнагон Корэтика̀. Пурпур его кафтана и шаровар чудесно выделялся на фоне белого снега.