Ланьлиньский насмешник - Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй

— Какого наложника?! — подхватил третий. — Двусбруйный он.

Пророк Е велел Цзинцзи подойти поближе, вгляделся в лицо и сказал:

— Нежного цвета лица и женственных манер мужчине надлежит остерегаться. Женоподобный голос и нежный нрав — дурное совпаденье. Когда у старца нежный цвет лица, он испытания себе готовит. Коли юнец с нежным лицом, он на всю жизнь останется и слаб и мягкотел. Страдаешь ты от нежности лица. У тебя никогда не будет недостатка в поклонницах. В восемь лет, восемнадцать и двадцать восемь, как явлено с обеих сторон чела — снизу горной основой, сиречь переносицей, сверху власами, подвержены распаду сами истоки средств существования твоего. В тридцать лет, [1731]смотри, остерегайся, как бы злого духа не занести в клеймения палату — межбровье. В блеске глаз твоих светится талант, таятся в сердце ловкость и удача. Ученую премудрость не постигнув, ты и без нее достойным можешь стать. Твои проделки всем милы, приятны. Пусть даже голову морочишь ты другим, тебе все верят. Не обижайся, но по натуре ты крайне резв и весьма ловок. Поклонницы не раз твои дела поправят. А сколько тебе лет?

— Двадцать четыре.

— И как только сумел ты пережить год позапрошлый! — воскликнул Пророк. — Клеймения палата у тебя очень узка: терять детей и хоронить жену. Нависший вал — желвак под мочкой — темноват: сулит утрату близких, разоренье. Зубы губами не прикрыты: будешь всю жизнь причиною раздоров и вражды. Ноздри твои — словно печные чела: личного богатства не видать. В тот год попал в судебный переплет: не стало дома, дело развалилось. Такое пережил?

— Да, пережил, — подтвердил Цзинцзи.

Пророк Е продолжал:

— И вот чего тебе еще скажу. Твоя горная основа недобрую имеет перемычку. Наставник в Рубище о сем сказал:

«Коли на горной основе видна перемычка, познаешь и дряхлость и раны

Дело отцов — будто ветер развеет, с семьею расстанешься рано».

В молодые годы суждено тебе потерять добро, которое нажили деды и отец. Как бы велико ни было состоянье, из твоих рук оно уйдет бесследно. У тебя короткий верх лица — от бровей и длинный низ — от носа: много побед, немало поражений. Ты останешься без медяка, но потом опять обзаведешься тугой мошной. Словом, в конце концов сохранить дом и семью тебе будет так же нелегко, как трудно уберечь лед в знойный летний день. А ну-ка пройдись, я посмотрю!

Цзинцзи сделал пару шагов.

— Шагая, держишь голову впереди, — продолжал Е. — Тебе сперва улыбалась удача, но под вечер жизни ждет бедность, нищета. Ступнями землю не печатаешь, стало быть, распродав поля и угодья, уйдешь в другие края. Не унаследовать тебе занятья предков. Грядущее сулит тебе и радость: трех жен тебе иметь. Одну уже пережил, не правда ль?

— Да, пережил, — проговорил Цзинцзи.

— С тремя встречаться предстоят. Лицо твое пунцовым пламенем пылает, как персика цветок. Хотя еще ты с детством не расстался, однако жаждешь лишь вина, да плотских наслаждений, веселья да забав. Но поостерегись! Среди красоток горечи хлебнешь. Когда ж тебе за тридцать перевалит, почуешь, что перестаешь справляться. Гуляй тогда пореже в цветниках и по аллеям ив. Будь осторожнее, смотри!

— А ты, Пророк, все же в гадании ошибся, — заметил один из работников. — Какие у него могут быть три жены, когда он сейчас тут одному женой служит?

Все громко расхохотались.

Тут настоятель Сяоюэ ударил в колотушку, и работники, забрав кирки и лопаты, корзины и коромысла, пошли работать.

Так проработал Цзинцзи в монастыре Неземной чистоты около месяца. И вот однажды, примерно в середине третьей луны, Цзинцзи таскал землю. Только он присел на корточки у монастырской стены, чтобы при солнце поискать вшей, как показался всадник на кауром коне с корзинкой цветов на руке. На нем была четырехугольная шапка с золотым кольцом на затылке, темная облегающая тело куртка, лиловый набрюшник. Талию стягивал пояс, на ногах красовались сапоги. Завидев Цзинцзи, всадник тотчас же остановил лошадь и спешился.

— Дядя Чэнь? — поспешно приблизившись и отвесив поклон, громко спросил он. — Где я только не искал вас, дядя Чэнь! А вы вот где.

Ошарашенный Цзинцзи вскочил на ноги и тоже раскланялся.

— Кто ты будешь, брат? — спрашивал он.

— Я — Чжан Шэн, — отвечал всадник. — Доверенный слуга его превосходительства господина Чжоу. Знаете, дядя, как вас тогда отпустили, так наша матушка занемогла и до сих пор сама не своя. Сколько раз мне батюшка наказывал разыскать вас, дядя! Вот не знал, что вы сюда попали! Вот и теперь. Я ведь тут ехал случайно. Не пошли меня матушка в поместье за вот этими пионами, я так бы вас и не увидал. Значит, тому быть. Вот и ко мне пришла удача! Но довольно время терять. Садитесь-ка, дядюшка, на коня. Я вас должен его превосходительству без промедления доставить.

Работники, не смея рта раскрыть, только переглядывались. Чэнь Цзинцзи передал Хоу Линю ключи, сел на лошадь и, крепко прижавшись к Чжан Шэну, помчался в усадьбу начальника гарнизона.

Да,

Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.

Итак, прискакал Чэнь Цзинцзи в усадьбу начальника гарнизона и спешился. Чжан Шэн первым делом доложил Чуньмэй. Она распорядилась, чтобы его проводили пока в сторожку, нагрели корыто ароматной воды и вымыли. Кормилице было велено отнести узел одежды, чтобы Цзинцзи переоделся в новое платье. Чжан Шэн помог Цзинцзи раздеться и забросил его старые грязные лохмотья в угол сторожки, потом доложил хозяйке. Пока начальник был занят в присутствии, Чуньмэй пригласила Цзинцзи в заднюю залу. Она явилась в роскошном наряде. Цзинцзи, войдя в залу, почтил ее восемью поклонами. Чуньмэй остановила его, и они, усевшись друг против друг друга, начали разговор с общих фраз, потом коснулись долгой разлуки и прослезились.

Чуньмэй опасалась прихода мужа, а потому, улучшив момент, подмигнула Цзинцзи.