Шота Руставели - Витязь в тигровой шкуре

Тут посланцы от хатавов возвратились налегке.
Изъяснялся хан подвластный на враждебном языке:
"Мы, хатавы, не трусливы, наша крепость на замке.
Что нам царь земли индийской? Разве мы в его руке?"

"Я, Рамаз, — писал властитель, — извещаю Тариэла:
Удивляюсь, как дерзнул ты говорить со мною смело.
Разве ты указчик хану, чьим владеньям нет предела?
Прекрати свои писанья, до тебя мне нету дела!"

И тотчас же за войсками понеслись мои старшины.
Многочисленны, как звезды, были Индии дружины.
Из далеких мест и близких устремились их лавины
И заполнили собою горы, скалы и долины.

Не задерживаясь дома, шли они на голос мой.
Я собравшемуся войску смотр устроил боевой.
Похвалил его убранство, быстроту и ратный строй,
Хорезмийское оружье, легкость конницы лихой.

Тут я поднял над войсками стяг владыки черно-красный
И велел без промедленья собираться в путь опасный,
Сам же плакал и томился, удручен судьбой злосчастной:
"Как покину я столицу, не увидевши прекрасной?"

Я пришел домой, не в силах превозмочь сердечной скуки,
И сочились из запруды слезы горести и муки.
"О судьба, к чему ты клонишь? — я твердил, ломая руки. —
Для чего безумцу роза, если с нею он в разлуке?"

И письмо — не диво ль это! — подал мне слуга опять.
И опять Асмат писала мне, возглавившему рать:
"Приходи! Тебя царевна снова хочет увидать.
Это лучше, чем томиться и в разлуке увядать!"

И воспрянул я душою, положив конец заботам.
Были сумерки, когда я подъезжал к ее воротам.
Кроме девушки-рабыни, я не встретил никого там.
"Поспеши, о лев, к светилу и дивись его щедротам!"

В многоярусную башню я поднялся вслед за нею
И увидел то светило, о котором пламенею.
В изумрудном одеянье, средь ковров, любимых ею,
Мне напомнила царевна станом стройную лилею.

Близ ковра остановившись, перед нею я поник,
Свет блаженства и надежды, словно столп, в душе возник.
Был красив, как луч светила, молодой царевны лик,
Но она его стыдливо приоткрыла лишь на миг.

"Дай, Асмат, подушку гостю", — дева вдруг проговорила.
Я послушно сел напротив той, чей лик светлей светила.
Сердце, отданное року, радость снова озарила.
Удивляюсь, как живу я, вспоминая то, что было!

"Витязь мой, — сказала дева, — я тебе при первой встрече
Не промолвила ни слова, презирая красноречье.
Увядал ты, как растенье, от возлюбленной далече,
Но и мне ведь подобали скромность и чистосердечье.

Знаю: женщины обычно пред мужчинами молчат,
Но молчать о тайнах сердца тяжелее во сто крат.
Для людей я улыбалась, а в душе таила яд.
Вот зачем к тебе, мой витязь, посылала я Асмат.

С той поры, когда ты страстью воспылал ко мне мгновенно,
Одного тебя, мой витязь, я любила неизменно.
Девяти небес лишая, пусть сожжет меня геенна!
И клянусь: коль в этих чувствах вдруг наступит перемена, —

Стали дерзкими хатавы, рвутся к нашему порогу, —
Поезжай, разбей хатавов, если то угодно богу!
Только что я буду делать, погруженная в тревогу?
Ах, оставь свое мне сердце, а мое возьми в дорогу!"

Я сказал: "Такого счастья ждать доселе я не мог.
Коль меня ты полюбила, значит, так устроил бог.
Ты наполнила лучами сердце, полное тревог.
Буду я твоим, доколе не наступит смерти срок".

Клялся я над книгой клятвы, и она клялась со мною,
Подтвердив свои признанья этой клятвою святою.
"Если я, — она сказала, — изменю тебе, герою,
Пусть убьет меня создатель всемогущею рукою".

Ели сладкие плоды мы в этот сладкий миг свиданья,
Столь же сладостными были наши нежные признанья.
И, когда настало время горьких слез и расставанья,
От лучей ее горело сердце, полное сиянья.

Трудно было мне расстаться с лалом девственных ланит.
Мне казалось: мир мгновенный принимает новый вид.
Мне казалось: солнце в небе для меня лучи струит...
Ныне сердце без любимой затвердело, как гранит!

На коня вскочил я утром и велел трубить к походу.
Рать моя была готова сквозь огонь пройти и воду.
Лев, я вел ее к хатавам, деве царственной в угоду,
По нехоженым дорогам, недоступным пешеходу.

Я прошел рубеж индийский, шел с восхода до заката.
Мне посол навстречу вышел от Рамаза-супостата.
Речь его была искусна и притом замысловата:
"Задерут волков хатавских индостанские козлята".

Мне подарок драгоценный повелел вручить Рамаз
Со словами: "Умоляю, не ходи с войной на нас!
Мы, с ярмом твоим на шее, обещаем в этот раз,
Что детей и все богатство отдадим тебе тотчас.

Ты прости нас и не сетуй на былые прегрешенья.
Если ты страну избавишь от войны и разрушенья,
Можешь с малою дружиной к нам прийти без промедленья:
Мы сдадим тебе без боя крепостные укрепленья".

Я собрал моих вазиров, и вазиры мне сказали:
"Витязь, ты покуда молод, и поймешь врагов едва ли,
Мы ж коварство их на деле, как ты знаешь, испытали!
Смерть тебе они готовят, нам же — скорби и печали.

Ты возьми с собой дружину копьеносцев удалых,
Пусть войска идут за вами, посылая к вам связных.
Коль хатавы не обманут, ты заставь поклясться их,
А не так — великим гневом покарай врагов своих".

Я послушался вазиров и послал известье хану:
"Мне твои известны мысли, спорить я с тобой не стану.
Жизнь тебе дороже смерти, — бойся, если я нагряну!
Нынче с малою дружиной к твоему я еду стану".

Триста витязей отважных я в своей оставил свите,
Но поблизости велел я войску следовать в укрытье.
Я сказал: "Куда б ни шел я, вслед за мною вы идите
И, когда пошлю за вами, мне немедля помогите".

Шел три дня я, и навстречу новый выехал гонец.
Хан мне слал одежд немало, и запястий, и колец.
Он писал мне: "Поскорее приезжай ко мне, храбрец, —
Всех даров моих прекрасных не вмещает мой дворец".

Он писал еще яснее: "Верь мне, витязь с сердцем львиным:
Я спешу к тебе навстречу по горам и по долинам".
"По душе мне, — я ответил, — повидаться с властелином,
Встретив радостно друг друга, будем мы отцом и сыном".

Раз, когда мы задержались на окраине дубравы,
Снова, кланяясь бесстыдно, подошли ко мне хатавы,
Привели коней в подарок и воскликнули, лукавы:
"Хан тебя желает видеть, ибо ты достоин славы!

Хан клянется амирбару, что, забыв свои пиры,
Завтра встретит он героя и вручит ему дары".
Я из войлока поставил тем посланникам шатры,
Принял ласково и выдал для ночлега им ковры.