Шота Руставели - Витязь в тигровой шкуре

И хотя ты не напрасно проливаешь слез поток, —
Не печалься, умоляю, — горе витязю не впрок.
Кто из нас собою краше, это знает только бог.
Я хочу, чтоб ты вуалью красоту мою облек.

Ты укрась меня вуалью чужестранной, дорогою,
Чтоб прекрасный твой подарок неразлучен был со мною,
Сам носи мое запястье, я дарю его герою, —
Память этой дивной ночи да пребудет век с тобою!"

Застонав при этом слове, словно зверь в ночи туманной,
Тариэл запястье тронул: "Вот он, дар моей желанной!"
Снял с руки его, рыдая, удручен душевной раной,
И, прильнув к нему устами, пал на землю бездыханный.

Как мертвец перед могилой, он лежал, тоской убит.
На груди темнели пятна от ударов о гранит.
Бледный лик Асмат терзала, исторгая кровь ланит,
И водою орошала друга, мертвого на вид.

Автандил смотрел на брата, полный горя и волненья.
Слезы девы прожигали неподвижные каменья.
Наконец очнулся витязь и сказал через мгновенье:
"Кровь моя — добыча рока. Как не умер в этот день я?"

Бледный, он присел на ложе, посмотрел как бесноватый,
Принимая цвет шафрана, роза стала желтоватой.
И молчал он долго-долго, удручен своей утратой,
И не радовался жизни, безнадежностью объятый.

И сказал он Автандилу: "Хоть темно мое сознанье,
Для тебя я попытаюсь довершить повествованье,
Потому что встреча с другом порождает упованья...
Удивляюсь, как живу я, несмотря на все терзанья.

Так Асмат сестры дороже стала сердцу моему,
Мне дала она запястье — дар, приложенный к письму.
Я сказал, что то запястье девы с радостью приму,
Ей же дал вуаль из ткани, не известной никому".

Я писал в ответ: "О солнце! Свет, ниспосланный тобою,
Усмирив мою отвагу, овладел сегодня мною.
Как безумец, упиваюсь я твоею красотою...
Чем воздам тебе за это, если я вниманья стою?

Раньше я в живых остался по твоей лишь благостыне,
И опять меня, безумца, осчастливила ты ныне.
Для меня твое запястье драгоценнее святыни, —
С ним, веселием объятый, забываю я унынье.

Видит бог, твое желанье я хотел предупредить!
Я вуаль тебе за счастье почитал бы подарить.
О, приди ко мне на помощь! Помоги безумцу жить!
Разве я кого другого в состоянье полюбить?"

Дева тотчас удалилась. Я задумался устало.
И царевна предо мною в сновидении предстала.
Вздрогнул я и пробудился, и ее как не бывало.
Вспоминая голос милый, я уже не спал нимало.

Рано утром царь с царицей во дворец меня позвали.
Я, покорный властелину, появился в царском зале.
Царь с царицей, три вазира там большой совет держали.
Мне они, как амирбару, сесть напротив приказали.

Царь сказал: "По божьей воле мы — на склоне наших дней.
Время старости подходит, время бедствий и скорбей.
Даровал нам бог царевну, не послал нам сыновей.
Мы ее, как сына, любим и заботимся о ней.

Нынче мы царевну браком сочетать должны законным.
Ей супруг достойный нужен. Где, скажи, найти его нам?
Будет он хранить державу и владеть индийским троном,
Угрожать стране войною он не даст иноплеменным".

Я сказал: "Прискорбно сердцу, что творец вам не дал сына!
Но прекрасная царевна — упованье господина.
Породниться с вами — счастье для любого властелина.
Вам, правителям, известен образ свадебного чина".

Мы советоваться стали. Я от горя помертвел,
Понимая, что не в силах изменить теченье дел.
Царь сказал мне: "Шах Хорезма горделив, могуч и смел, —
Если он отдаст нам сына, будет сладок наш удел".

Было видно: царь с царицей предрешили все заране,
Слишком явно на совете совпадали их желанья.
Я вступить с моим владыкой не решился в пререканье
И молчал, как прах ничтожный, потерять боясь сознанье.

"Шах, — промолвила царица, — государь весьма отменный,
Будет сын его под пару нашей дочке несравненной".
Что я мог сказать на это ей, владычице надменной?
Согласился я, несчастный, запятнал себя изменой.

Царь отправил к хорезмийцу наилучших из людей:
"Шах! Наследника престола я лишен в семье моей.
Я взрастил царевну-дочку, не имея сыновей,
Да прибудет твой царевич и супругом будет ей!"

Люди быстро возвратились, отягченные дарами.
Шах ответил им такими благосклонными словами:
"Даровал нам вседержитель то, что мы желали сами.
Кто ж откажется от девы? Нет такого между нами!"

И опять за нареченным царедворцы полетели:
"Не задерживайся, витязь, и не медли в этом деле!"
Как-то раз, устав на поле, я лежал в своей постели.
Сердце, горестью томимо, не мечтало о веселье.

Мне ножом пронзить хотелось сердце, полное тоской...
Вдруг Асмат слугу прислала с вестью краткою такой:
"Та, чей стан стройней алоэ, хочет видеться с тобой.
Приходи немедля, витязь, в башню девы молодой!"

На коня я сел, поехал и вошел в ее ограду,
И Асмат у входа в башню повстречал, пройдя по саду.
Я печаль ее заметил по слезам ее и взгляду,
И, встревоженный, не смел я про свою спросить отраду.

Скорбь сестры моей названой в этот день меня смутила, —
Дева, как бывало раньше, не смеялась, не шутила,
Не сказала мне ни слова, только плакала уныло,
Заронив тревогу в сердце, ран моих не исцелила.

Эта плачущая дева, не вступая в разговор,
Провела меня в покои и откинула ковер,
И увидел я царевну, и узнал ее убор,
Но лучи ее не грели, как бывало до сих пор.

Упадало на завесу от нее подобье света,
Но была она небрежно в этот скорбный час одета.
В том же платье изумрудном, на тахте того же цвета
Вся в слезах сидела дева, на поклон не дав ответа.

Как на выступе утеса громоносная тигрица,
На меня смотрела гневно омраченная девица.
Ни луна, ни солнце в небе не могли бы с ней сравниться...
Наконец она привстала предо мной, молниелица.

"Лжец! — воскликнула царевна. — Верно, нет в тебе стыда,
Коль, нарушив слово клятвы, ты посмел войти сюда!
Бог воздаст тебе за это, жди теперь его суда!"
Я сказал: "Открой, о солнце, в чем она, моя беда?

Как могу я оправдаться, коль тебя не разумею?
За какие преступленья пред тобою я бледнею?"
Но она мне отвечала: "Что слова тебе, злодею!
Обманулась я по-женски, став возлюбленной твоею!

Отдают меня насильно за царевича чужого,
Ты на это согласился, не сказал отцу ни слова.
Ты свою нарушил клятву, ты похож на пустослова,
И отныне за притворство я отмстить тебе готова.