Сёсан Судзуки - Японская новелла

Увидев мое побледневшее лицо, С. тоже захотела приобщиться к людским тайнам. “Дай теперь мне!” Я преградил ей путь к подзорной трубе. Если бы ее здесь не было, я бы сказал учителю: “Страсть, словно волна, бросилась с разбегу в мое сердце”.

Оставаясь устрашающе серьезным, учитель улыбнулся: “Когда Бог давал вещам имена, он смотрел на мир несколько по-иному, чем это делает человек”.

— Да-да, вот и художник тоже...

— В общем, приходите ко мне завтра в это же самое время, то есть в три часа дня. А я разыграю перед вами некую пьеску. И вы почувствуете себя богами.

На следующий день С. явилась на пять минут раньше меня. На ней было новое платье из светло-голубого крепа. От нее пахло другими духами. Над морем встали облака, яркие паруса яхт... Газгольдер на берегу сиял металлом. Во всем городе белыми были лишь дым над новой баней да стена огромной больницы.

Поль придвинул к С. стоявший на столе телефон. “Набери 57. Это номер больницы. Позови пациентку из третьей палаты, скажи, что это из дома звонят”.

Я же в это время смотрел в подзорную трубу. И снова перед моими глазами выросла вчерашняя парочка. Они снова целовались. К ним на плоскую крышу больницы, где был устроен сад, поднялась медсестра. Она слегка поклонилась женщине. Потом они стали спускаться вниз.

Б изумлении С. отняла трубку от уха и произнесла по-японски: “Сказали, что она на минутку вышла”.

Учитель повернулся ко мне: “Бери трубку. Будешь говорить ей то, что я тебе скажу. А ее слова передавать мне”.

Женский голос: “Кто это? Кто? Это ты, что ли?”

Учитель: “Да, это я. И я знаю, что ты целовалась на крыше с сыном директора больницы”.

Я: “Да, это твой муж. И я знаю, что ты целовалась на крыше с сыном директора больницы”.

Молчание.

— Ты с ним в первый раз поцеловалась позавчера. А вчера и сегодня ровно в три часа вы являлись к одной и той же скамеечке.

— Ты с ним целовалась в первый раз позавчера...

— Это и вправду ты, что ли? Пожалуйста, не пугай меня. Ты где, на работе? Дома? Что-то у тебя голос какой-то не такой. Где ты находишься?

— Она отпирается. Похоже, не верит, что это и правда муж.

— Ты что ж, меня не узнаешь, мужа своего? Я все знаю, потому что после того, как я приходил к тебе в палату утром, вернулся домой и обнаружил, что забыл там свою трость...

— Что же ты хочешь? Чтобы у меня после таких дел голос нормальный был? А я, между прочим, трость свою сегодня у тебя в палате забыл.

— Трость, трость... И за тростью сюда вернулся? Где ты сейчас?

(Слова, сказанные по-французски, далее опускаются).

— Мне ни в какую больницу и возвращаться не надо. Я все и так вижу. Ты забыла, что жена принадлежит мужу, ты оскорбила меня. И я видел, как после моего ухода ты сидела на кровати, стригла ногти, кушала апельсин, примеряла носки, на свои ноги все глядела, а потом губы накрасила и перед зеркалом вертелась.

— Подожди, подожди...

— Знай — у меня глаза, как у самого Бога!

— Да подожди ты, не о тебе разговариваем!

— Тогда знай, что этот самый мужчина на той же самой скамеечке целовался с девчонкой, которая находилась в той же самой палате до тебя. И с молоденькой медсестричкой тоже целовался. Ей, бедняге, пришлось из больницы потом уволиться. Я все знаю, я все видел! И вот ты, дура, на ту же самую скамейку уселась.

— Ох, ах, прости меня!

Голос в трубке задрожал. Месье Поль чуть сместил подзорную трубу, и я увидел, как эта мертвенно бледная женщина бежит к больничным воротам, будто сам дьявол гонится за ней. Потом она стала оглядываться по сторонам и грохнулась наземь.

Учитель зло рассмеялся. “Первый акт разыгран успешно. Мы сделали из нее супругу такую добродетельную, какой еще не видывал мир”.

Из подзорной трубы месье Поля можно было в подробностях наблюдать, что творится у больничных ворот, в аптеке, ординаторской, на кухне, в палатах северного крыла, в саду на крыше. Из соседних с больницей домов ничего этого видно не было. Никто, разумеется, и не мог подумать, что творящееся в больнице можно наблюдать с вершины горы.

“Ног у меня нет, но я видел столько секретов, что не достается на долю обычного человека. У меня две жизни — вы, мои ученики, и те люди в больнице. Ученики до сих пор почитают меня за дипломата. А потому радоваться и плакать мне пришлось больше с моими больничными друзьями. Через этот прибор их добродетели и грехи являются в преувеличенном размере. Ты знаешь все — как Бог, но ты и одинок, как Бог. Но с вашей помощью я теперь могу выносить и вердикты. Переходим ко второму акту”.

Второй акт не имел с трагедией ничего общего. В ординаторской находился врач, который был всегда озабочен тем, что рассматривал что-то в микроскоп.

“Микроскоп — это ведь тоже орудие не человеческое, но божественное. В нем тоже заключена любовь к трансформациям”, — сказал месье Поль и щеки его заалели.

А на лице у этого врача, между тем, красовался шрам — от правого уха до щеки. Результат какого-то неудачного опыта. Одна из сестер была в него влюблена. Однако он считал себя уродом и потому не обращал на нее никакого внимания.

План учителя заключался в том, чтобы С. вызвала по телефону этого доктора влюбленным голосом медсестры.

“Дело в том, что я здесь на работе недавно, а потому...” — только и смогла выжать из себя С.

“Ну что ж, продолжение второго акта назначается на завтра”.

Выпив в кафе гостиницы чаю, мы снова поднялись к учителю. Он жестко приказал С: “Убедительная просьба. Скажи по телефону, что ты намереваешься выйти замуж за студента”. С. покраснела, но выражение лица у учителя было самое решительное.

— У меня важное сообщение. Дело в том, что я решила выйти замуж за одного студента.

Потом С. вдруг сделала шаг назад и сказала во весь голос — так что ее собеседника на том конце провода перестало быть слышно: “Это мама!”

На том конце провода была мать С. Учитель соединил ее не с больницей, а с домом. Месье Поль сузил глаза и рассмеялся: “Завтра тебе предстоит играть роль влюбленной женщины. Поэтому я решил, что тебе нужно влюбиться уже сегодня”.

Мы тут же ушли. Камфарные деревья горели под закатным солнцем. Откуда-то сверху доносилась песенка месье Поля:

Платье новое, поясочек новый...

Отчего невеста опечалилась?

— Что мне делать? Как я домой вернусь?

— Пошли к морю.

По широкой мостовой мимо нас пронесся автомобиль. В автомобиле была та самая женщина со скамеечки на больничной крыше. При этом она сидела, тесно прижавшись к своему любовнику. Выходило, что учитель просчитался. Видно, они поверили, что мужу стало все известно. И им стало все равно. Интересно, видит ли сейчас их и нас наш безногий француз? Я чуть прижался к С. Страсть, исходившая от пронесшегося автомобиля, передалась и мне. И здесь подзорная труба с телефоном осечки не дали. Теперь и у меня появилась любовь. Я обернулся. Над гостиницей кружила тройка голубей.