Сомадева - Океан сказаний

Так вот обыкновенным мальчиком за недомыслие пристыженные, пошли мы, дивясь, дальше и увидели, как хорошенькая девушка, забравшись на сук дерева манго, сбивает его плоды и бросает их тем, кто внизу собрался. «Подбрось-ка нам несколько плодов!» — попросили мы ее, а она нас спрашивает: «А вам каких — теплых или холодных?» Удивился я, услыхав такой вопрос, и, желая узнать, что за этим скрыто, ответил: «Сначала, красавица, дай нам тепленьких, а потом мы и холодненьких попробуем», и тут кинула она прямо в пыль несколько плодов. Сдули мы с них пыль и съели, а девушка и все, кто был с нею, засмеялись, и сквозь смех проговорила она: «Кинула-то я вам, почтенные, плоды тепленькими, а вы как на них подули, так и сделали холодненькими. Теперь держите холодненькие — на них дуть не надо». И с такими словами кинула она в подолы наших рубах еще несколько манго. Взяли мы их и пошли оттуда, еще больше раздосадованные. Сказал я тогда Шашину и другим, кто к нам пристал: «Должен я взять в жены эту плутовку и тем отплатить ей за насмешку, какой же я иначе сам мошенник?!»

И вот разыскали мои приятели дом ее отца, и на следующий день все мы, переодетые, пошли туда. Пришли, сели и стали читать Веды. Подходит тут к нам Йаджнасвамин, родитель той красотки, и спрашивает нас, откуда, мол, мы и что здесь делаем, а мы ему ответили, что родом мы из Майапури, а сюда пришли, чтобы утолить жажду знания. А этот мудрейший из брахманов пригласил нас: «Так оставайтесь на четыре месяца у меня в доме — окажите мне такую милость, о пришедшие из дальних стран!» Мы же ответили: «Уважим мы твою просьбу, почтенный, коли по истечении четырех месяцев дашь ты нам то, что мы попросим». А он сказал:

«Если будет в моих силах дать вам то, что попросите, отдам непременно».

Так согласился он, и осталась наша компания в доме, а когда условленные четыре месяца закончились, пошли мы к нему и потребовали: «Давай нам теперь то, о чем прежде условились!» — «Что же это?» — спрашивает он, и тогда Шашин, указывая на меня, и говорит: «Да вот, почтенный, должен ты выдать свою дочь за нашего старшего». Призадумался брахман, связанный обещанием: «Вот как надули они меня! Но что за беда? Он — человек добродетельный». И, рассудив так, отдал брахман за меня эту прелестницу, как полагалось по закону и обычаю.

Наступила ночь, и сказал я своей жене, рассмеявшись: «Не помнишь ли ты про тепленькие и холодненькие манго?» Тотчас же она припомнила и, улыбнувшись, проговорила: «Так-то городские смеются над деревенщиной!» Рассердился я: «Что ж, порадуйся, горожаночка! Я, деревенщина, клянусь, что брошу тебя и уйду в дальние края». А она на это: «А я клянусь, что непременно сын, рожденный от тебя, тебя же ко мне и вернет». Объявили мы друг другу свои клятвы, и она, отвернувшись от меня, уснула, а я надел во время сна ей на палец свой перстень, вышел из дому и вместе с Шашином и другими приятелями, желая испытать ее хитрость, отправился в родной Удджайини.

А дочь брахмана, проснувшись утром, хоть и не нашла меня, но обнаружила у себя на пальце перстень с моим именем. «Что ж, — сказала она, — покинул он меня и выполнил свою клятву. Вот и мне пора, отбросив какие бы то ни было сетования, выполнить клятву, данную мной. На перстне вырезано имя Муладевы — значит, мой муженек и есть тот самый знаменитый мошенник. Живет он в Удджайини — так говорят добрые люди. Нужно мне попасть туда, а уж там каким-нибудь способом совершить задуманное». После таких раздумий пошла она к отцу и, притворно сокрушаясь, сказала ему: «Покинул, батюшка, меня неожиданно мой супруг. Как жить мне в разлуке с ним? Разве могу я оставаться здесь счастливой? Пойду я лучше по святым местам, умучу подвижничеством это ненавистное тело». Хоть и отговаривал он ее, но против его желания покинула она дом, забрав свои деньги и своих служанок, и, добравшись со временем до Удджайини и раздобыв одежды, подобающие богатой гетере, вступила в город красавицей, равной которой никто в мире не видывал, и, с помощью своей челяди рассудив, что и как делать, приняла на себя имя Сумангалы.

Раструбили повсюду ее слуги, что, мол, пожаловала в Удджайини знаменитая гетера Сумангала из Камарупы и ее благоволения добьется лишь тот, кто ради нее готов лишиться всего богатства. Девадатта, самая главная из городских гетер, навестила ее и предоставила ей для житья один из своих дворцов, достойный царя, а когда устроилась в нем Сумангала, то пришел туда приятель мой Шашин и через слугу передал: «Прими от меня мзду, достойную твоей великой славы!», но через того же слугу ответила она: «Лишь тот, жаждущий любви, войдет сюда, кто беспрекословно исполнит мои веления — не нужны мне ни мзда, ни скотоподобные мужики». — «Ладно!» — сказал Шашин и, только пала ночь, пришел по дворец Сумангалы.

Остановился он у первых дверей и назвал себя, и тогда стоявший в них служитель приказал ему: «Повинуйся велениям нашей госпожи! Даже если и совершил ты уже омовение, то омойся снова, иначе не будет тебе сюда входа». И Шашин согласился и снова совершил омовение, и, пока служанки массировали его да умащали, обливали да вытирали, прошла первая стража ночи. Наконец закончилось омовение, и оказался он перед вторыми дверьми, а там уже другой служитель сказал ему: «Ты отменно вымылся, а теперь облачись в подобающие случаю наряды». И Шашин согласился, и, пока служанки наряжали его да обряжали, миновала и вторая стража ночи.

Оказался он тогда перед третьими дверьми, и служители, бывшие при них, велели: «Насыться, прежде чем войдешь ты внутрь!» И ответил им Шашин: «Отлично!»

И пока долго и заботливо угощали его служанки разными отменными яствами, пролетела и третья стража. Кое-как добрался он до четвертой двери, ведшей в опочивальню самой Сумангалы; служитель, там карауливший, встретил его руганью: «Убирайся вон, деревенский ты грубиян! Не навлеки на себя беду! Что за время ты выбрал для любовной встречи? Кто приходит к гетере в последнюю стражу ночи?» И с этими словами, словно истинное воплощение Махакалы, Повелителя времени, выпроводил служитель Шашина, и тот ушел, потеряв свою тень. И таким же образом брахманская дочь, принявшая имя гетеры Сумангалы, выпроваживала всех, кто жаждал ее любви.

Прослышав про это и исполнившись любопытства, послал я к ней вестника, дождался его, принесшего ее согласие на встречу, и, принарядившись, отправился с наступлением ночи к ней и, щедро наградив каждого из служителей, стоявших у дверей, беспрепятственно дошел до двери, ведущей в ее покой. И раз я пришел в подходящее время, не задерживая допустили меня служители к госпоже. Не узнал я свою супругу в наряде гетеры, а она, сразу меня признав, поднялась для приветствия с сиденья, и пригласила сесть, и обходилась со мной как искуснейшая из гетер. Провел я с этой небывалой во всей вселенной красавицей ночь, и так привязала меня к ней страсть, что не мог я уйти из ее дома, да и ее так связало со мной чувство, что ни на шаг она от меня не отходила, пока не понесла под сердцем, о чем поведали потемневшие соски ее грудей.