Гэ Хун - Баопу-Цзы

Оно опускает вниз все мутное и поднимает вверх все чистое. Оно соразмерно рекам Хуанхэ и Вэйхэ [8] Реки Хуанхэ и Вэйхэ (приток Хуанхэ) стали символом противоположностей, аналогичных инь и ян: вода в реке Хуанхэ всегда мутная и глинистая, а в Вэйхэ — чистая и прозрачная. ; сколько ни добавляй в него, оно не переполнится, сколько ни черпай из него — оно не истощится. Когда оно даяние получает, то нет ему от этого прироста; когда же нечто отнимают у него, то оно не терпит ущерба. Поэтому там, где это Сокровенное присутствует, радость не имеет границ, а там, откуда это Сокровенное уходит, сосуды жизни оскудевают и дух гибнет [9] 10 Здесь имеется в виду характерная для китайской мысли оппозиция "дух ( шэнь ) — сосуд ( ци )", часто применяемая к обозначению отношения "дух-тело". .

Известно, что пять нот и восемь звуков, чистые напевы шан, текучие напевы чи губят ясность ума. Пестрота благоухающих цветов и изысканная роскошь ранят просветленность. Безделье, праздность, леность, пьянящие напитки, молодое ароматное вино смущают природную сущность человека. Изящная внешность и привлекательная льстивость, кокетливость, пудра и белила атакуют жизнь.

Только Сокровенное Дао-Пути может даровать вечность.

Не ведающие Сокровенного Дао-Пути, хотя даже и глядят искоса на убивающие жизнь и дух орудия, тем не менее своими губами касаются сути расцвета или гибели вещей.

В павильонах и башнях благоволят к "облаку и дождю" [10] 11 "Облако и дождь" — в Китае одна из наиболее распространенных метафор любовных утех, восходящая к оде поэта III в. до н. э. Сун Юя, рассказывающей о том, как к чускому царю являлась его любовница-фея в образе облака и дождя. Однако не исключено, что здесь вместо иероглифов юнь юй должны стоять иероглифы юнь хань — "Облачная река", то есть Млечный Путь. В таком случае с Млечным Путем сравниваются драгоценные ткани и легчайшие занавеси и драпировки дворцов знати. , роскошным покоям яркие цветы придают изысканную небрежность, тяжелые занавеси из шелка сливаются друг с другом подобно туманной дымке, а воздушные пологи расходятся подобно облакам курящихся благовоний. Красавицы, подобные Си Ши и Мао Цян [11] Си Ши и Мао Цян — легендарные красавицы древнего Китая. Си Ши жила в эпоху Чунь-цю (VIII-V вв. до н. э.) в княжестве Юэ. Мао Цян была любимой наложницей юэского правителя. , ласкают взгляд в разукрашенных палатах. Здесь и там блистают друг яруга ярче великолепные златые кубки и ровное пение струн наполняет все пространство. В танцах царства Чжэн змеятся во множестве цветные шелка, а скорбный голос свирели встречает зарождение зари. Перья плывут по водной глади, а люди собирают прекрасные цветы в орхидеевых садах и любуются красными соцветиями, растущими в прудах, изобилующих жемчугом. Люди поднимаются на кручи горные и глядят вдаль, забывая все свои горести. Они приближаются к пучинам водным и согласны забыть даже об утреннем голоде. То они вступают в безделье и праздность тысячи ворот своих жилищ, то мчатся прочь, правя киноварно-красными колесницами.

Так предельная радость сменяется скорбью, а совершенное довольство порождает неудовлетворенность и ущербность. Поэтому когда песня кончается, приходит печаль, и когда спокойствие уходит, тогда сердце наполняется тревогой. И одно связано с другим так же, как тень с телом и эхо с голосом. Такое поведение сопряжено с тем, что призрачно и иллюзорно, а потому чревато пустотой и разочарованием.

Ведь если говорить о Сокровенном Дао-Пути, то обретают его внутри, а блюдут его вовне. Использующий его одухотворен, а забывающий о нем овеществлен [12] Здесь вновь появляется мотив оппозиции "дух-сосуд" (см. коммент. 9). Следующий Дао-Пути одухотворяется, отступающий от него уподобляется неодушевленным вещам. . Вот какая мысль о Сокровенном Дао-Пути должна быть высказана!

Обретший его благороден и не нуждается в мощи алебард и секир. Проникшийся им богат и не нуждается в трудно обретаемых вещах.

Высоко оно так, что нельзя взойти на высоту его, глубоко оно так, что нельзя измерить его глубину. Оно окружает собой все шесть направлений [13] Имеются в виду четыре основных направления, верх и низ. , и оно поистине безбрежно в обширности своей. Выйдешь из него — и нет верха. Войдешь в него — и нет низа. Пройдешь в него, и окажешься прямо во вратах ничему не подвластной и свободной мощи. Странствуешь по нему, словно по просторам загадочно-утонченной красы, беззаботно скитаешься в смутной и туманной сфере — так обо этом можно сказать. Вдыхаешь — и девять цветов возникают на краях облаков, а выдыхаешь — и шесть видов пневмы родятся в киноварно-красной заре. Блуждаешь в мерцании, паришь и кружишь в тончайшем. Бродишь по радуге-арке, блуждаешь по звездам Большой Медведицы. Вот каков обретший его!

Ему уступает только тот, кто знает, как удовлетвориться малым [14] Букв.: "знающий, чего ему достаточно" ( чжи цзу ). Выражение часто встречается в "Дао-дэ цзине". . Тот, кто знает, как удовлетвориться малым, может скрываться в уединении и без усилий совершенствоваться в горных лесах. Он простирает свои крылья дракона и феникса над ничтожными козявками и питает свою безбрежную пневму [15] Питать безбрежную пневму ( ян хао жань чжи ци ) — выражение восходит к конфуцианскому философу IV-III вв. до н. э. Мэн-цзы, который придавал особое значение самоусовершенствованию и самопознанию, тождественному познанию Неба. В даосском контексте это выражение приобретает связь с даосскими методами дыхательных упражнений и другими методами пестования энергетики человеческого организма. в зарослях полыни и лозняка. Одежду он носит простую, неподрубленную, но не променяет ее на всю роскошь драконовых узоров. Идет он, опираясь на истертый посох, но и не помыслит заменить его колесницей, запряженной четверкой лошадей.

Он оставляет драгоценный камень "сияющий в ночи" [16] Название особенно редкого драгоценного камня, видимо, особого рода нефрита. "Планы борющихся царств" ("Чжань-го цэ") повествуют, что некогда такой камень царь Чу подарил царю Цинь. лежать в пещере горного пика, и из-за него не происходит стычек на других горах. Он оставляет черепашьи панцири в водной пучине и тем избавляет их от беды быть просверленными и обработанными.

Идет он или же отдыхает, он одинаково хорошо знает, где надо останавливаться, и куда бы он ни пришел, везде он чувствует себя удовлетворенным. Он отбросил величие и грандиозность дворцовых наслаждений и научился избегать опасных дорог, на которых переворачиваются колесницы. Он вздыхает и стонет среди лазоревых скал, и все мириады вещей для него как бы превращаются в пыль и прах.