Дени Дидро - Нескромные сокровища

– Так, значит, вы любили хоть раз в жизни? – прервала его фаворитка.

– О да, сударыня, – отвечал Селим, – как любят в восемнадцать лет, с крайним нетерпением довести до конца начатое дело. Я не спал ночь, и на рассвете начал сочинять моей красавице самое галантное в мире письмо. Я отослал его, мне ответили, и я добился свидания. Ни тон ответа, ни доступность дамы не вывели меня из заблуждения, и я помчался в указанное место, глубоко убежденный, что буду обладать женой или дочерью первого министра. Моя богиня поджидала меня, лежа на большой кушетке. Я взял ее руку и поцеловал с величайшей нежностью, поздравляя себя с благосклонностью, которую она мне оказывала.

»…Правда ли, – спросил я ее, – что вы разрешаете Селиму любить вас и сказать вам об этом? И может ли он, не оскорбляя вас, льстить себя самой сладкой надеждой?» С этими словами я поцеловал ее грудь, и так как она лежала навзничь, я был уже готов весьма поспешно вести атаку, когда она меня остановила, говоря:

»…Слушай, дружок, ты красивый молодчик, ты умен, ты говоришь, как ангел, но мне надо четыре луидора».

«Что вы говорите!» – прервал я ее.

«Я говорю, – продолжала она, – что тебе нечего здесь делать, если у тебя нет четырех луидоров».

«Как, мадемуазель, – отвечал я, пораженный, – вы цените себя так дешево? Стоило приезжать из Конго ради такого пустяка!»

Я поспешно оправился, спустился вниз по лестнице и уехал.

Как видите, сударыня, я начал с того, что принял актрису за принцессу.

– Я крайне удивлена, – заметила Мирзоза, – ведь разница между ними так велика.

– Я не сомневаюсь, – продолжал Селим, – что у этих дам вырывались тысячи вольностей, но что вы хотите? Иностранец, молодой человек, не умеет разбираться. Мне рассказывали в Конго столько дурного о вольности европеянок…

При этих словах Селима Мангогул проснулся.

– Проклятие! – воскликнул он, зевая и протирая глаза. – Он все еще в Париже! Разрешите вас спросить, прекрасный рассказчик, когда вы рассчитываете вернуться в Банзу и сколько мне еще осталось спать? Ибо вы должны знать, мой друг, что стоит только начать в моем присутствии рассказ о путешествии, как на меня нападает зевота. Я получил эту дурную привычку от чтения Тавернье и других авторов.

– Государь, – отвечал Селим, – уже больше часа, как я вернулся в Банзу.

– С чем вас и поздравляю, – сказал султан и, обращаясь к султанше, прибавил: – Сударыня, настал час бала. Пойдемте, если только вам это позволит усталость после путешествия.

– Государь, – ответила Мирзоза, – я готова.

Мангогул и Селим уже надели домино; фаворитка накинула свое, султан подал ей руку, и они направились в бальный зал, при входе в который расстались, чтобы затеряться в толпе. Селим следовал за ними. «И я также, – говорит африканский автор, – хотя предпочел бы спать, чем смотреть на танцы».

Самые сумасбродные сокровища Банзы не преминули сбежаться туда, куда призывало их удовольствие. Одни из них приехали в обывательских каретах, другие в наемных экипажах, некоторые даже пришли пешком.

– Я никогда бы не кончил, – говорит африканский автор, при котором я имею честь состоять шлейфоносцем, – если бы стал подробно описывать все шутки, которые сыграл с ними Мангогул. Он задал в эту ночь своему кольцу больше работы, чем за все время с тех пор, как получил его от гения. Он направлял его то на одно, то на другое, иногда сразу на двадцать. Вот когда поднялся шум! Одно кричало пронзительным голосом: «Скрипка! „Колокола Дюнкирхена“, пожалуйста!»; другое хриплым голосом: «А я хочу „Попрыгунчиков“!» – «А я хочу трикоте!» – кричало третье. И целое множество голосов зараз требовало всевозможных затасканных танцев. Только и слышалось: «Бурре!»… «Четыре лица!»… «Сумасбродка!»… «Цепочка!»… «Пистолет!»… «Новобрачная!»… «Пистолет!»… «Пистолет!»… Все эти восклицания были пересыпаны тысячами вольностей. С одной стороны слышалось: «Черт бы подрал этого болвана! Его надо послать в школу!»; с другой: «Так я вернусь домой, не сделав почина?»; здесь раздавалось: «Кто заплатит за мою карету?»; там: «Он увильнул от меня, но я буду его искать, пока не найду!»; в другом месте: «До завтра! Прощайте! Но обещайте мне двадцать луи. Без этого дело не пойдет!» И со всех сторон раздавались слова, разоблачавшие желания или поступки.

В этом кавардаке одна буржуазка, молодая и хорошенькая, распознала Мангогула, стала его преследовать, дразнить и добилась того, что он направил на нее перстень. Тотчас же все услыхали, как ее сокровище воскликнуло:

– Куда вы бежите? Стойте, прекрасная маска! Неужели вы останетесь равнодушным к сокровищу, которое пылает к вам страстью?

Султан, шокированный таким наглым заявлением, решил наказать дерзкую. Он вышел, нашел среди своих телохранителей человека приблизительно его роста, уступил ему свою маску и домино и предоставил буржуазке его преследовать. Обманутая сходством, она продолжала говорить тысячи глупостей тому, кого принимала за Мангогула.

Мнимый султан был не дурак. Он умел объясняться знаками и быстро заманил красавицу в уединенный уголок, где она в продолжение часа воображала себя фавориткой, и бог знает, какие планы роились в ее голове. Но волшебство длилось недолго. Осыпав ласками мнимого султана, она попросила его снять маску. Он повиновался и показал ей лицо, украшенное огромными усищами, отнюдь не принадлежавшими Мангогулу.

– Ах! Фи! Фи! – воскликнула буржуазка.

– Что с вами такой, мой маленький белка? – спросил ее швейцарец. – Я думать хорошо вам услужить, зачем вы сердиться, что меня узнайт?

Но богиня не удостоила его ответом, вырвалась из его объятий и затерялась в толпе.

Те из сокровищ, которые не претендовали на столь высокие почести, дорвались-таки до удовольствий, и все они направились обратно в Банзу, весьма удовлетворенные поездкой.

Публика расходилась, когда Мангогул встретил двух старших офицеров, оживленно разговаривавших.

– Она моя любовница, – говорил один. – Я обладаю ею уже год, и вы первый осмелились посягать на мое добро. Зачем вам беспокоить меня? Нассес, мой друг, обратитесь к другим. Вы найдете сколько угодно любезных женщин, которые сочтут за счастье вам принадлежать.

– Я люблю Амину, – отвечал Нассес. – Мне только она и нравится Она подала мне надежды, и вы позволите мне ими воспользоваться.

– Надежды! – воскликнул Алибег.

– Да, надежды.

– Черт возьми! Не может этого быть…

– Говорю вам, сударь, что это так. Вы оскорбляете меня недоверием и должны немедленно дать мне удовлетворение.

Тотчас же они спустились по главной лестнице. Сабли были уже обнажены, и спор их должен был кончиться трагически, когда султан остановил их и запретил им драться до тех пор, пока они не спросят свою прекрасную Елену.