Себастиан Брант - Корабль дураков

Глуп тот, кто разговор застольный
Один ведет, самодовольный,
А все должны – будь ему пусто! —
Молчать и слушать златоуста,
Что обличает только тех,
Кого как раз и нет, на грех.
А вот еще закон приличья:
За шестиногой серой дичью,
Что расплодилась в волосах,
Нельзя за трапезой в гостях
Охотиться и то и дело
Казнить ее в тарелке белой,
Купая ноготь свой в подливе,
Чтоб стала вкусом прихотливей,
Потом сморкаться, после сморка
Нос вытирая о скатерку.

Воспитанными я б не счел
И тех, которые, на стол
Поставив локти, стол качают,
Что неудобством не считают.
А то еще, избави боже,
На стол положат ноги тоже,
Как та злосчастная невеста, [90]
Что на пол шлепнулась не к месту,
Такой издав при этом звук,
Что онемели все вокруг.
Будь непристойный звук хоть слаб,
Отрыжка выручить могла б,
Но все узнали звук тот грубый.
Какой позор! К тому же зубы
Все выбила дуреха та,
И кровь – ручьями изо рта!…

Еще повадка есть другая:
Соседу яство предлагая,
Стараются подать ему,
Что не по вкусу самому:
Сомненьями себя не мучай —
Захватывай кусок получше!
Забавно наблюдать, как блюдо
При этом вертится, покуда
Подцепит опытный едок
Поаппетитнее кусок.

Чтоб рассказать о всем о том,
Что дурно делать за столом,
А делать кое-кто привык,
Мне двух таких не хватит книг.
К примеру: оторвать иного
Нельзя от кубка кругового;
Тот лезет пальцами в солонку,
Что при воспитанности тонкой
Не принято. Но я скажу,
Что чистые персты ножу
Предпочитаю, если он
Из грязных ножен извлечен,
И час назад или немножко
Пораньше обдирал он кошку.
Стучать по скорлупе яичной
Чрезмерно громко – неприлично,
Как многое, чего, признаться,
Не собираюсь тут касаться,
Поскольку это только тени
На благородном поведенье.
Я лишь о грубости пишу
И заклеймить ее спешу.
А правил светскости примерной
Не впишешь в целый том, наверно!

Нетрудно глупость бичевать,
Если ни разу надевать
И самому тебе пока
Не приходилось колпака.

Дурак большой, конечно, тот,
Кто платит мастерам вперед:
К чему о качестве старанье,
Коль деньги получил заране?
Хоть был заказу срок назначен,
Но если он вперед оплачен,
То наперед и знай: не раз
Просрочен будет твой заказ.
Допустим, мне вперед заплатят
(Надолго все равно не хватит!),
Чтоб я не трогал дураков.
Признаюсь без обиняков:
адут – возьму: кормиться надо,
Но ты, дурак, не жди пощады!

Когда бы только денег ради
Я эти заполнял тетради,
То цели бы не увидал
И всех трудов не оправдал.
Однако лишь во имя божье,
Да и на благо миру тоже
Предпринял я свои труды,
А не для славы или мзды:
Был бескорыстен я вполне —
И в этом бог свидетель мне!
Я знаю, за мои писанья
Не избежать мне наказанья.
Руководясь благой мечтой
(Не знать ей клеветы худой!),
Я господу отчет представлю
И, если перед ним слукавлю,
Его заветы искажу
Иль что-то темное скажу,
Я примирюсь с любою карой
За каждый новый грех и старый.
Всех вас я об одном прошу:
Пускай все то, о чем пишу,
Добру послужит и вреда
Не порождает никогда!
Не для того трудился я,
Хоть знаю, что судьба моя —
Судьба цветка: всем пчелам – мед,
А паукам он яд дает.

Я и на это не скуплюсь —
Тут хватит всем, на всякий вкус
Того, что есть. А нет – так нет,
И требовать того не след:
Не унести ведь никому
Тех ценностей, что нет в дому!
Кто благомыслия не хочет,
Тот на меня пусть зубы точит,
Но по его речам поймут,
Что он болван и баламут.
Все то глупцы порочат злобно,
В чем разобраться неспособны.
Чужие спины б им на время —
Изведали б чужое бремя!

Читай собранье этих притч,
Кто может пользу их постичь,
А сам я разберусь и так,
Где ногу тесный жмет башмак,
Где тут ошибка, где огрех,
За что меня корить не грех:
«Врач, исцеляйся сам, – по виду
И ты из наших, не в обиду!»
Ну, что ж! Свидетельствую богу,
Что наглупил я в жизни много,
И мне тот орден уготован,
Что мною же самим основан.
Колпак прирос ко мне, друзья,
Стянуть его не в силах я.
Но я стараюсь – и скажу,
Что сил на это не щажу, —
Глупца, в каком бы ни был чине,
Распознавать в любой личине.
Надеюсь, мне господь поможет —
Мои успехи приумножит.

Сих проповедей фолиант
Кончает так Себастиан Брант,
Хоть эта истина стара:
Сегодня так же, как вчера,
Открыта всем стезя добра!

Я все сорта глупцов назвал,
Чтоб каждый их распознавал.
А чтобы вы мудрее были,
Поможет вам мой друг Вергилий. [91]

Кто в наши дни столь мудрым будет,
Столь безупречным, что осудит
Себя, коль дурно поступил
Иль неблагоразумен был;
Кто сам с себя всех больше спросит —
Не потому отнюдь, что бросит
Ему упрек вельможный князь
Иль криков черни убоясь?
Такого, чтоб ни одного
Не въелось пятнышка в него,
Нет мужа мудрого. А все ж
Вот он каков, если найдешь:
Покуда день в созвездье Рака,
Пока над Овном полог мрака,
Он на одном сосредоточен,
Одной заботой озабочен:
Чтоб ни из одного угла
Какая-нибудь не легла
На совесть его в этот день
Хоть еле видимая тень
Иль неуместного иль злого
Не вымолвил он за день слова,
Путь его прям – и не свести
Соблазнами его с пути.
С пристрастием себе он сам
Чинит допросы по ночам
В бессоннице: как день был прожит?
Не замышлял ли он, быть может,
Иль не свершил недобрых дел?
Что не успел, недоглядел?
О чем подумал слишком поздно?
К чему отнесся несерьезно?
Зачем он с этим поспешил,
Так много времени и сил
На труд ненужный потеряв?
Зачем, на подступе застряв,
Полезный труд прервал, хоть мог
С успехом кончить, видит бог?
Как смел он, к своему стыду,
Чужую пропустить нужду?
И почему – то ли с боязнью,
То ли с подспудной неприязнью —
Чужое горе он встречал
И якобы не замечал?
Над чепухой полдня корпел,
А дело сделать не успел;
Там чести он не уберег,
Тут выгодою пренебрег;
Грешил устами и очами
И слддострастными мечтами;
Зачем он, бренной плоти раб,
Хотя бы в помыслах был слаб?!

Так взвешивает вновь и снова
Он дело каждое и слово:
То – хвалит, то – хулит, скорбя.
Так мудрый муж ведет себя,
Что, возвеличен и прославлен,
Вергилием в стихах представлен.
Кто так к себе при жизни строг,
Того по смерти взыщет бог.
За то, что мудр был в этой жизни,
Вкусит он благо в той отчизне.
Всех этого сподобь, о боже, —
Себастиана Бранта тоже!