Коллектив авторов - Антология средневековой мысли. Том 1

17. Простота страсти свойственна нам от природы, свойственна нам как таковым, участие же [Бога] — от благодати. Не иначе, конечно, [благодать действует] в том смысле, что она упорядочивает то, что дает ей творение; ибо добродетели суть не что иное, как упорядочение страсти. Написано ведь о неких, что они там трепетали от страха, где нет страха (Пс. 13, 5). Страх был, но он не был упорядочен. Упорядочить его хотел господь у учеников, говоря: «скажу вам, кого бояться» (Лк. 12, 5), и Давид: «Придите, дети, послушайте меня, страху Господню научу вас» (Пс. 33, 12). Также и за неупорядоченность любви судил людей тот, кто сказал: «Свет пришел в мир, но люди более возлюбили тьму, нежели свет» (Ин. 3, 19). Поэтому требует невеста в Песни песней, говоря: «Упорядочьте во мне любовь» (Песн. 2, 4). Подобным же образом порицали и неупорядоченную волю: «Не знаете, что просите». Но по праведному пути научены были направить свою уклонившуюся волю, когда он услышали: «Можете ли пить чашу, которую я пью» (Мк. 10, 38). И тогда же словом, а затем и примером он учил упорядочивать волю, когда в ожидании мук, моля, чтобы миновала его чаша сия, прибавил: «Впрочем, не как я хочу, но как ты» (Мф. 26, 39). Следовательно, желания, страх и любовь мы получаем от Бога, как и всякая тварь; желание же добра, страх Божий и любовь к Богу мы получаем осененные благодатью, чтобы стать Божьей тварью.

18. Ибо сотворенные, сами себе принадлежащие в свободной воле, мы становимся как бы принадлежащими Богу через волю к добру [481]. А делает волю доброй тот, кто сделал ее свободной. И для того делает ее доброй, чтобы мы были неким началом твари его: ибо, конечно, нам лучше вовсе не существовать, чем пребывать принадлежащими только самим себе. Ибо те, кто желает принадлежать только себе, знающие, словно боги, доброе и злое, становятся принадлежащими не только себе, но и дьяволу. Таким образом, свободная воля делает нас принадлежащими себе, дурная воля — дьяволу, добрая воля — Богу. Именно об этом сказано в словах: «Познал Господь своих» (2 Тим. 2, 19). Ибо тем, кто не его, он говорит: «Истинно говорю вам, не знаю вас» (Мф. 25,12). Итак, в том случае, если мы по злой воле будем принадлежать дьяволу, то в это время мы уже не Божьи; равно как, если мы становимся Божьими по доброй воле, то перестаем принадлежать дьяволу. Ибо никто «не может служить двум господам» (Мф. 6, 24). Впрочем, принадлежа Богу или дьяволу, мы не перестаем принадлежать самим себе. И в том и в другом случае сохраняется свобода выбора, которой обусловлены заслуги, поскольку по заслугам мы или подвергаемся наказанию за зло, как будто свободно совершаемое нами, или прославляемся за добро, так как мы не можем поступать не по своей воле. Этого с нами не могло бы быть, не будь мы свободными. Поистине наша воля подчиняет нас дьяволу, а не его власть; но [подчиняет] Богу — Его благодать, а не наша воля. Ибо наша добрая воля — что стало ясным, — создана благим Богом, но она не будет совершенной до тех пор, пока не будет вполне подчинена своему создателю. Неверно приписывать себе самим свое совершенство, а Богу — только создание, ибо гораздо более важно быть совершенным, чем быть созданным, и, конечно, непозволительно приписывать Богу меньше, чем нам самим. И, наконец, апостол, понимая, чего можно было бы ожидать от природы и чего от благодати, сказал: «Потому что желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу» (Рим. 7, 18). Ибо, конечно, он знал, что желать нам свойственно в силу свободы выбора, но для того, чтобы желание было совершенным необходима благодать. Желать зло — недостаток воли; желать добро — ее достоинство, а для того, чтобы желать добро, достаточно совершенства воли.

19. И для того, чтобы желание наше, которое мы имеем в силу свободы выбора, было совершенным, мы нуждаемся в двух видах благодати, а именно: в мудрости (sapere), которая направляет волю к добру, и в мощи (posse), которая утверждает волю в добре. А совершенное направление к добру заключается в том, что нравится лишь то, что следует или дозволено делать; совершенное же утверждение [в добре] заключается в том, что нравится, действительно существует. Только тогда будет совершенна воля, когда она полностью добра и благонаполнена. Итак, в самом своем начале воля имеет двойную благость: одну — общую всякому творению, ибо благим Богом не может быть сотворено ничто, кроме блага, ибо Бог увидел все, что Он создал, и было это хорошо весьма (Быт. 1,31); вторую благость — особую, — идущую от свободы выбора, вследствие которой воля создана по образу того, кто ее сотворил. Если же к этим двум присоединяется еще и третья, т. е. обращение к Творцу, то воля вполне основательно считается совершенно доброй: добрая, конечно, в целом, лучшая в своем роде, отличная в своем упорядочении. Ибо это упорядочение есть всемерное обращение воли к Богу, полное и добровольное набожное подчинение Ему. Таковой воле по праву подлежит совершенная праведность и полнота славы; ибо оба этих качества так шествуют вместе, что ни праведность не может иметь совершенства без полноты славы, ни полнота славы [не может осуществиться] без совершенной праведности. Поистине следует сказать, что такая праведность не будет без славы, равно как и слава не может быть истинной без такой праведности. Отсюда правильно говорится: «Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся» (Мф. 5, 6).

20. Таковы два качества, которые названы были раньше, то есть истинная мудрость и полная мощь, так как мудрость относится к праведности, а мощь — к славе. Но «истинная» и «полная» суть определения: одно — для различения мудрости плоти, которая есть смерть (Рим. 8, 6), а также мудрости мира сего, которая есть безумие перед богом (1 Кор. 3, 19), каковою мудростью мудры люди перед собою, «умны — говорю — на зло» (Иер. 4, 22); второе же для отличия тех, о которых сказано: «начальствующим предстоит строгое испытание» (Прем. 6, 8). Ибо истинная мудрость как и полная мощь, совершенно не встречаются за исключением того случая, когда со свободной волей соединяются те две свободы, о которых мы упоминали выше, т. е. свобода суждения и свобода желания наслаждения. Само собою разумеется, что истинно мудрым и могучим я называю того, которому свойственно желать не только в силу его свободы выбора, но и в силу двух остальных свобод и совершенств и над которым желание зла не властно и кому хватает силы делать то, что он желает. Одно вытекает из свободы суждения, т. е. из истинной мудрости, другое из свободы желания наслаждения, т. е. из полной мощи. Но может ли кто-нибудь из людей похвастаться этим? и разве [это бывает] в этом мире? Ведь если бы был такой человек, он был бы превыше апостола Павла, который сказал: «Не нахожу в себе силы совершить». Быть может, Адам в раю? Но если бы он имел такую силу, то не был бы изгнан из рая.