Софокл - Трахинянки

О Кенейский алтарь! [22] Кенейский алтарь — святилище Зевса на мысе Кеней, что на острове Евбея, против Мелийского залива. Так ли мне воздается,
Злополучному? Я ли тебе не принес
1010 Превеликие жертвы, — свидетель мне Зевс!
Погубил ты, ужасно меня погубил!
И зачем я увидел тебя! Я вовек
Не познал бы вершины безумья, — увы! —
Пред которым бессильно могущество чар!
Где кудесник такой, где искусный тот врач,
Кто бы мог — кроме Зевса — избавить меня?
Было б чудо, когда б он явился.

О, дайте, дайте мне, несчастному,
Уснуть последним сном!
1020 Зачем касаешься? Ворочаешь зачем?
Меня погубишь ты, погубишь,
Пробудишь вновь затихнувшую боль.
Схватила… Ой!.. Ой!.. Снова подползла…
Неблагодарные, хуже всех эллинов!
Мир очищая, и в дебрях и на море,
Я ль не страдал? А теперь, сокрушенному,
Вы ни огнем, ни копьем не поможете?
О, горе, горе!
1030 Ужель никто не отсечет
Страдальца голову от тела?

Чадо Гераклово, мне не под силу, —
Ты помогай. Ты сильней и моложе,
Помощь моя не нужна.

Я держу.
Только ни я и никто из живущих
Сделать не в силах, чтоб мог позабыться он
И не страдать: это Зевсова воля.

О сын мой, сын мой! Где же ты?
Приподыми меня…
Возьми меня, вот так… Увы, увы! О боги!
1040 Проклятая!.. Зашевелилась…
Опять, опять… вконец меня замучит…
Увы! Паллада! Снова боль терзает…
Сын! Пожалей же отца! Не осудят…
Меч извлеки, порази под ключицу!..
Сжалься!.. Убийца — безбожная мать твоя…
Гибель моя да падет на нее!
Аид, брат Зевсов!
О, упокой, о, упокой
Меня быстролетящей смертью!

1050 При виде мук его дрожу, подруги.
Такой достойный муж — в таких страданьях!

Свершил я тяжких подвигов немало
Рукой своей и вынес на плечах!
Но даже ненавистный Еврисфей
Иль Зевсова супруга [23] Зевсова супруга — Гера, ненавидевшая Геракла, так как он был сыном возлюбленной Зевса. мук таких
Не причиняли мне, как дочь Ойнея
Коварная, облекшая мне стан
Сплетенною Эриниями сетью, —
На гибель мне, к бокам прилипнув, плащ
1060 Плоть разъедает до костей и жилы
Сосет в груди, пьет кровь мою живую.
В мученьях погибает плоть моя, —
Мне пут не одолеть неизреченных.
И все свершило не копье средь поля,
Не рать гигантов, чад земли, не зверь,
Не эллины, не варвары в краях,
Где появлялся я как избавитель.
Нет, женщина бессильная, одна
Меня сразила насмерть без оружья.
1070 О сын, будь ныне подлинно мне сыном
И матери не предпочти отцу.
Из дому выведи ее и в руки
Мои предай, чтоб ясно видел я,
Кому ты сострадаешь, мне иль ей,
На язвы тела моего взирая.
Смелей же, сын! О, пожалей отца!
Для всех я ныне жалок стал. Ты видишь, —
Как девушка, кричу я и рыдаю,
Таким никто не видывал меня.
1080 Я бедствия переносил без жалоб,
А ныне кто я? Слабая жена!
О, подойди, поближе стань к отцу.
И посмотри, какою лютой болью
Терзаюсь я… Приподыму одежду:
Смотри, глядите все на муку плоти!
Глядите все, как жалок я, злосчастный…
Увы! Увы! О, горе!
Вот вновь схватила боль, горит внутри,
Язвит бока, опять пойдет борьба
1090 С настойчивой, снедающею мукой.
О царь Аид, прими меня!
О пламень Зевса, порази!
Ударь, отец… Опять грызет нутро!
О руки, плечи, грудь моя,
О мышцы верные, что с вами сталось?
А вами был когда-то уничтожен
Тот лев Немейский, пастухов гроза, —
Никто не смел приблизиться к нему,
И Гидра та, Лернейская гадюка,
1100 И сонм полулюдей-полуконей, [24] Сонм полулюдей-полуконей — кентавры.
Свирепый род надменный, беззаконный
И непомерной силы; мною вепрь
Повержен Эриманфский, и в Аиде
Трехглавый пес [25] Трехглавый пес — Кербер, охранявший область Аида; Геракл, по преданию, привел его к Еврисфею и затем отвел обратно в преисподнюю (двенадцатый подвиг Геракла). необоримый, чадо
Чудовищной Ехидны, и Дракон [26] Дракон — сторож золотых яблок, подаренных, согласно мифу, Гере богиней Земли и хранившихся на крайнем Западе дочерьми титана Атланта, Гесперидами (одиннадцатый подвиг Геракла). ,
Что сторожит плоды на крае мира.
Свершил еще я подвигов немало, —
Никто не одолел моей руки.
А ныне, весь изломан и растерзан,
1110 Добыча я слепого разрушенья,
Я, благородной матерью рожденный,
Зовущий Зевса звездного отцом.
Одно лишь знайте: хоть я стал ничем,
Хоть недвижим, пускай придет злодейка —
Она узнает силу рук моих!
И сможет засвидетельствовать людям,
Что и пред смертью я борюсь со злом.

О бедная Эллада! Как ты ныне
Осиротеешь, потеряв его!

1120 Отец, ты смолк, — и я могу ответить;
О, потерпи и выслушай меня!
Скажу лишь то, что долг повелевает.
Так яростно не предавайся гневу,
О, выслушай, иначе не поймешь,
Что в ненависти ты неправ и в злобе.

Скажи и замолчи. Мешает боль
Тебя понять — мне речь твоя темна.

Хочу сказать, что с матерью случилось, —
И что на ней, злосчастной, нет вины.

1130 О негодяй! Ты смел упомянуть
О матери своей — отцеубийце?

В подобный миг молчанье неуместно.

О чем молчанье? Об ее злодействах?

О том, что ею ныне свершено.

Скажи, но сам не окажись злодеем.

Ее уже не стало — пала мертвой.

От чьей руки? Вот сладостная весть!

От собственной, не от чужой погибла.

Увы! Не от моей… а заслужила…

1140 Твой гнев пройдет, когда открою все.

Речь странная, однако говори.

Она ошиблась: цель была благая.

Злодей! Благая цель — убить супруга?

Хотела лишь тебя приворожить,
Жену увидев новую. Ошиблась.

И кто ж такой в Трахине чародей?

Ей Несс-кентавр совет когда-то подал
Тем средством страсть твою воспламенить.

Увы, увы мне! Гибну я, злосчастный…
1150 Конец, конец… Не мне — сиянье дня.
Увы, я понял все: мне нет спасенья.
Иди, мой сын, нет у тебя отца.
Зови своих всех братьев и Алкмену
Несчастную, что Зевсовой супругой
На горе стала, — я хочу, чтоб вы
Пророчества, мне ведомые, знали.

Но матери твоей здесь нет. Она
Давно уже в Тиринф переселилась
И часть внучат с собою забрала,
1160 А остальные обитают в Фивах.
Мы здесь одни, отец. Лишь прикажи,
Я ревностно исполню все, что должно.

Так слушай. Доказать настало время,
Что в самом деле ты Гераклов сын.
Когда-то мне отец мой предсказал,
Что смерть свою приму не от живого, —
Но от того, чьим домом стал Аид.
И вот, в согласье с божьим предсказаньем,
Кентавр меня убил: живого — мертвый.
1170 Теперь узнай, как древнее вешанье
Подтверждено другим, совсем недавним.
У горцев селлов [27] Селлы — додонские жрецы, которые, согласно требованиям культа, обязаны были не мыть ног и спать на голой земле. О них говорит Ахилл в «Илиаде» (16, 233), обращаясь к Зевсу: Зевс Пелазгийский, Додонский, далеко живущий владыка Хладной Додоны, где селлы, пророки твои, обитают, Кои не моют ног и спят на земле обнаженной! (Перевод Гнедича) , спящих на земле,
Я записал слова, что провещал мне
Глаголющий листвою Зевсов дуб.
Он предсказал, что время на исходе
И ряду тяжких подвигов моих
Пришел конец. Я думал, буду счастлив…
Но, видно, разумел он смерть мою:
Ведь для умерших нет уже трудов.
1180 Все явственно сбывается, мой сын:
Ты ныне будь соратником отцу.
Не доводи меня до горьких слов,
Но покорись, исполнив тем завет
Прекраснейший — отцу повиновенье.

Хоть я и трепещу перед исходом
Беседы нашей, — все, отец, исполню.

Сперва мне руку правую подай.

Отец, ты клятвы требуешь? Зачем?

Давай же руку — повинуйся мне.

Вот протянул, перечить я не смею.

Клянись главою Зевса моего…

Но для чего, родимый? Ты откроешь?

…Что выполнишь все то, что повелю.

Клянусь, — и Зевс да будет мне свидетель.

Молись о каре, коль нарушишь клятву.

Я клятвы не нарушу… Но молюсь.

Ты знаешь эту — Зевсову вершину?

Да, жертвы там не раз я приносил.

Туда, мой сын, на собственных руках
1200 Меня внеси, — тебе друзья помогут, —
Там, коренастый дуб свалив, побольше
Дров наколи да наломай маслины —
И сверху положи меня. Возьми
Сосновый факел и зажги костер.
Но не хочу я видеть слез при этом;
Все соверши без плача и рыданий,
Коль ты мне сын. А если нет, — в Аиде
С проклятием тебя я буду ждать.

Что молвил ты? О, что со мною сделал?

1210 Так должно. А не хочешь — поищи
Отца другого, — ты уж мне не сын.

Увы! Увы! Ты требуешь, отец,
Чтоб сын родной твоим убийцей стал!

О нет, мой сын, — целителем ты будешь,
Всех мук моих единственным врачом.

Сожгу тебя — и этим уврачую?

Страшишься жечь, — хоть прочее сверши.

Тебя перевезем мы, не откажем.

А сложат ли костер, как я велел?

1220 Я сам к нему не приложу руки, —
Но остальное совершу покорно.

Так, хорошо. Но малую услугу
Среди больших мне окажи вдобавок.

Готов я и на самую большую.

Ты, верно, знаешь дочь царя Еврита?

Иолу разумеешь ты, отец?

Ты угадал. Вот завещанье, сын:
Когда умру, — коль хочешь уваженье
Мне доказать и клятву соблюсти, —
1230 Женись на ней, послушайся меня, —
Чтобы ее, лежавшую с отцом,
Никто не звал женою, кроме сына.
Мой брак ты унаследуешь. Покорствуй.
Ты мне в большом не отказал, а в малом
Ослушавшись, на нет сведешь всю милость.

Увы! Нельзя сердиться на больных,
Но как терпеть подобное безумье?

В твоих словах не слышу я согласья.

Да кто ж ее, виновницу всех мук,
1240 Что терпишь ты, и смерти материнской,
Не помрачась умом, возьмет женой?
Готов я лучше умереть, отец,
Чем рядом жить с таким врагом заклятым.

Я вижу: он не явит мне почтенья
Перед концом. Но знай — настигнут боги
Того, кто непокорен был отцу.

Увы! Я вижу, ты впадаешь в бред!

Ты будишь сам притихнувшую муку.

Несчастный я! Как много бед вокруг!

1250 Вниманьем ты отца не удостоил.

Но ты, отец, меня безбожью учишь!

Нет, мне утешить сердце — не безбожье.

Свою ты волю мне вменяешь в долг?

Да. И богов в свидетели зову.

О, если так, — готов исполнить все.
Тебя да судят боги. Я же кары
Не заслужу за преданность отцу.

Прекрасно кончил ты. Еще услуга:
Пока не мучит боль и бреда нет,
1260 Меня сложи скорее на костер.
Берите, подымайте! Вот он — отдых
От всех трудов, вот он, конец Геракла…

Нам к довершенью дела нет помехи, —
Ты сам повелеваешь нам, отец.

Приступайте, пока отпустила меня
Боль. Скрепись, о душа, и стальную узду
Наложи на уста, — да сомкнутся они,
Словно камни. Ни крика! Хоть дело свое
Против воли творите, — я радости полн.

1270 Подымайте же, други! И даруйте мне
Отпущенье за все, что я ныне свершил.
Вы великую зрите жестокость богов
В этих страшных пред вами творимых делах.
Дети есть и у них, в них родителей чтут, —
И на муку такую взирают они!
Никому не доступно грядущее зреть,
Но, увы, настоящее горестно нам
И постыдно богам,
А всего тяжелее оно для того,
1280 Чья свершилась судьба.
Так идите, не медля, вы, девушки, в дом,
Созерцали вы ныне великую смерть,
Много страшных, дотоле невиданных мук.
Но ничто не вершится без Зевса.