Огюст Тьерри - Рассказы о временах Меровингов

Внезапно настигнутые неприятелем с превосходными силами, они успели только вскочить на коней, посадить на лошадь своего принца, и окружив его, умчаться с ним по направлению к северу. Сигульфовы люди с ожесточением пустились их преследовать, одушевляясь надеждой захватить в плен королевского сына и истребовать за него богатый выкуп, или, может быть, увлекаясь побуждением народной ненависти к франкскому племени. Для взаимного поощрения к погони, или чтоб сильнее задать беглецам страха, или просто от разгула южной веселости, они трубили на бегу в охотничьи рога и трубы. Целый день, припав к гриве своего коня и побуждая его шпорой, Клодовиг слышал за собой звуки рогов и клики охотников, гнавшихся по его следам, словно в лесу за оленем [71] Greg. Turon., Hist. Franc., т. II, стр. 228. . Но к вечеру, по мере того, как становилось темнее, погоня постепенно замедлялась, и вскоре Нейстрийцы могли продолжать путь свой свободным шагом. Так возвратился юный Клодовиг на берега Луары, к стенам Анжера, из которого недавно вышел, предводя многочисленным войском [72] Ibid. .

Такой забавный конец похода, столь нагло предпринятого, навел на душу Гильперика мрачную и гневную досаду. Не одна корысть, но и оскорбленная гордость побуждали его отважиться на все, лишь бы только возвратить свои завоевания и отвечать на вызов, который, казалось, ему сделали. Решась блистательно отмстить за оскорбление своей чести, он собрал на берегах Луары войско, гораздо многочисленнее первого и вверил над ним начальство Теодеберту, старшему из своих сыновей [73] Ibid. .

Осторожный Гонтран рассудил на этот раз, что новое вмешательство с его стороны будет, по всей справедливости, бесполезно для примирения братьев и конечно разорительно для него самого. Отказавшись от посредничества, он распорядился так, что в случае неудачи мог остаться в стороне и не мешаться в распрю. Заботу о примирении обоих королей он возложил на духовный собор; по его приказанию, все епископы королевства, по своему положению не принимавшие участия в царской ссоре, съехались в нейтральном городе Париже, куда по раздельному договору, не мог вступить ни один из сыновей Клотера без согласия двух других [74] Ibid. . Собор отправил нейстрийскому королю самые убедительные послания, сохранять клятвенный мир и не посягать на права брата. Но речи и послания были бесполезны. Гильперик, не внимая ничему, продолжал готовиться к бою и члены собора возвратились к королю Гонтрану с единственным плодом своего посольства: вестью о неизбежной войне [75] Ibid. .

Между тем, Теодеберт перешел чрез Луару и совершил движение, представляющее некоторое подобие стратегического соображения; вместо того, чтобы, по примеру младшего своего брата, двинуться на Тур, он пошел к Пуатье, где австразийские вожди, начальствовавшие в Аквитании, сосредоточили свои силы. Главнейший из них, Гондебальд, имел неблагоразумную отважность сразиться на равнине с Нейстрийцами, превосходившими его своими силами и притом более одушевленными, нежели войска, состоявшие под его начальством; он был совершенно разбит и в одно сражение лишился всего [76] Greg. Turon., Hist. Franc., т. II, стр. 228. . Победители вошли в Пуатье, и Теодеберт владея этим городом в центре австразийской Аквитании, мог свободно двинуться на любой из городов, которыми овладеть ему надлежало. Он избрал направление к северу и вступил в турские земли, лежащие на левом берегу Луары. По отцовскому ли приказанию, или по собственному своему внушению, он вел войну жестокую, разнося всюду, где ни проходил, убийство и опустошение. Граждане Тура с ужасом увидели со стен своих облака дыма, который, поднимаясь со всех сторон вокруг, возвещал пожары соседних деревень. Хотя они и были связаны с королем Сигбертом священной клятвой, однако, заглушив религиозные опасения, сдались на произвол победителя и умоляли его быть только милосердым [77] Ibid. .

Покорив Пуатье и Тур, нейстрийская армия осадила Лимож, который отворил ей ворота, и из Лиможа пошла на Кагор. В этом долгом шествии, путь ее означен был разорением селений, грабежом домов и осквернением святыни. Храмы были опустошены и преданы сожжению, священники умерщвлены, инокини изнасилованы и монастыри разрушены до основания [78] Ibid. . При слухе о таком опустошении, общий страх распространился по всей Аквитании, от берегов Луары до Пиренеев. Эта обширная и прекрасная земля, куда шестьдесят лет тому назад вступили Франки не врагами туземных (исконных) жителей, но противниками Готов, первых ее властелинов, поборниками православной веры против еретической силы; эта благородная страна, по которой дважды проносилась брань, не оставив следа за собой, где римские нравы распространялись почти неприкосновенно, и германские государи, властвовавшие за Луарой, были известны только своей ревностью к благочестию, страна эта внезапно была исторгнута из спокойствия, которым наслаждалась около полувека.

Зрелище таких жестокостей и святотатств поражало умы изумлением и скорбью. Войну Теодеберта в Аквитании уподобляли гонению Диоклетиана [79] Ibid. ; с простодушным удивлением сравнивали преступления и разбои гильпериковых войск с благочестивыми подвигами Клодовига Великого, соорудившего и украсившего такое множество храмов. Епископы и аквитанские сенаторы, весь патриотизм которых заключался в христианском веровании, то разглашали хулы и проклятия в библейском духе, то рассказывали один другому с улыбкой надежды о чудесах, которые, по общим слухам, совершались в разных местах в наказание за бесчинство варваров [80] Ibid. . Так называли они Франков, но слово это само по себе не заключало в себе никакого оскорбительного смысла: оно служило в Галлии только для означения господствующего племени, подобно тому, как туземное племя называли Римлянами.

Основанием этих народных рассказов, которым изумленное воображение придавало суеверный оттенок, нередко бывал самый простой случай. В нескольких льё от Тура, на правом берегу Луары, был монастырь, знаменитый мощами святого Мартина; пока Франки опустошали правый берег, десятка два из них взяли лодку, с намерением переправиться на другую сторону и разграбить богатую обитель. Не имея для управления лодкой ни багров, ни весел, они употребили на то свои копья, держа их лезвие к верху, а другим концом упираясь в речное дно. Иноки, видя приближение Франков, не могли усомниться в их намерениях и вышли к ним на встречу, восклицая: — «Берегитесь, варвары! Берегитесь тут приставать: это монастырь блаженного Мартина [81] Ibid. » — Но не смотря на то, Франки высадились, перебили иноков, расколотили всю монастырскую движимость, похитили все, что было там драгоценного, и, увязав, уложили на свое судно [82] Ibid. . Лодка, дурно управляемая и через меру нагруженная, наткнулась на одну из отмелей, засоряющих русло Луары, и села на мель. От колебания, происшедшего во время этой остановки, многие из тех, которые управляли лодкой, стараясь всеми силами сдвинуть тяжелое судно, оступились и попадали вперед на острие копий, воткнувшихся в их груди; другие, объятые вместе и ужасом и печалью, стали кричать о помощи. Тогда прибежали иноки, с которыми Франки обошлись так дурно, и, подъехав на лодке, и удивлением увидели случившееся. — Взяв назад, по настоянию своих грабителей, всю добычу, похищенную в монастыре, иноки отплыли к берегу, с пением за упокой тех, которые погибли таким неожиданным образом [83] Ibid. .