Хуго Гроций - О праве войны и мира

В сомнительных случаях следует исходить из предположения о договоренности оставить имущества в наличном состоянии. Как это нужно понимать?

XII. 1 Из этих двух способов в случае сомнения предпочтительнее предполагать последний, потому что он осуществимее и не влечет никакого изменения. Отсюда правило, предложенное Трифонином, чтобы по мирному договору право постлиминия распространялось на тех именно военнопленных, о которых сказано в договорных статьях (L in hello. D. de captl-vis), как здесь верно исправлено Фабером, что мы доказали очевидными доводами (см кн. III, гл. IX) Равным образом и перебежчики возвращаются не иначе, как если о них состоится соглашение. Ибо мы принимаем перебежчиков по праву войны8, то есть по праву войны мы можем допустить и приписать к числу наших тех, кто переходит с одной стороны на другую (L quanquam D de acq rer. dom ). Прочие вещи в силу такого договора остаются у владельца.

2. Слово "владение" понимается не по внутригосударственному, а по естественному праву. Ведь в войнах достаточно фактическое владение и не требуется ничего другого. Земля же, как мы сказали (кн. III, гл. VI, IV), сохраняет свою принадлежность, если она огорожена какими-нибудь укреплениями, ибо временные стоянки, как, например, неподвижные лагеря, не принимаются в счет (Децио, "Заключения", т. III, 74). Демосфен в речи в защиту Ктесифона сообщает, что Филипп поспешил захватить как можно более земель, будучи осведомлен о положении дела, а заключив мир, намеревался удержать захваченное.

Нематериальные вещи сохраняют свое положение лишь благодаря тем вещам, к которым они относятся, как, например, усадебные сервитуты, или благодаря лицам, которым они принадлежат (выше, кн. III, гл. VII, IV), если только права не осуществляются на земле, принадлежавшей неприятелю.

Каковы последствия достижения договоренности о возвращении всех имуществ в то состояние, в котором они находились до войны?

XIII. Что касается другого способа заключения мира, коим восстанавливается владение, нарушенное войной, то необходимо заметить, что сохраняется в силе последнее владение, имевшее место до войны, но так, что частным лицам, лишенным владения, дозволено прибегать к поссессорному иску или виндикации.

В таком случае лица, бывшие самостоятельными, если они добровольно подчинятся господству другого, не возвращаются

XIV. Если же какой-нибудь независимый народ добровольно подчиняется одному из воюющих, то на него не распространяется восстановление владения имуществом; ибо восстановление касается лишь того, что причинено насилием и угрозой или же умышленной хитростью, дозволенной лишь в отношении неприятеля. Так, по миру между греками фивяне удержали Платею9, ссылаясь на то, что они овладели этим местом не путем насилия или измены, а в силу добровольного подчинения тех, кому оно принадлежит. По такому же праву Низея осталась у афинян Сходным соображением против этолиян пользовался Т. Квинций: "Таков закон, касающийся завоеванных городов. Фессалийские же городские общины подчинились нам добровольно" (Ливии, кн. XXXIII).

Ущерб, причиненный войной, в случае сомнения считается не подлежащим возмещению

XV. Если не заключено иного соглашения, то следует полагать, что в любом мирном договоре не предусмотрено вчинение исков о возмещении ущерба, причиненного войной. Это должно распространяться даже на ущерб, понесенный частными лицами, ибо и такой ущерб есть последствие войны. В случае сомнения нужно считать, что воюющие стороны договорились таким образом, что ни с той, ни с другой стороны никто не будет осужден за нарушение права.

Но это не относится к тому, что еще до войны составляло долг по отношению к частным лица

XVI. Тем не менее частные долги возникшие до начала воины, не должны считаться прощенными, ибо они не были погашены по праву войны, война лишь воспрепятствовала истребованию уплаты (Децио, "Заключение", 61). Таким образом, после устранения препятствия сила долговых обязательств восстанавливается. Что касается права, существовавшего до войны, то оно не должно считаться отнятым у кого-либо (ибо ведь государства и гражданские общины установлены преимущественно ради сохранения каждым лицом своего имущества. как это правильно утверждает Цицерон - "Об обязанностях", кн. II), но это следует полагать о праве, возникающем из неравенства имуществ.

Даже наказания, которые заслужены в публичном порядке до войны, в случае сомнения считаются отмененными

XVII. Иначе дело обстоит с правом наложения наказаний10. Ибо постольку, поскольку это право относится к государям или народам, оно должно считаться утраченным из опасения, что мир не будет совершенным миром, если сохранятся в силе прежние причины войны.

Поэтому здесь под общими выражениями скрываются даже вещи неизвестные. Например, римляне ничего не подозревали об утоплении карфагенянами римских купцов, по рассказу Аппиана. Дионисий Галикарнасский замечает: "Наилучшие соглашения есть те, которые стирают гнев и память о причиненных оскорблениях". Исократ в "Платейской речи" говорит "При заключении мирного соглашения не следует допытываться о былых правонарушениях".

Как обстоит дело с правом частных лиц, налагать наказания?

XVIII. Что же касается права частных лиц подвергать наказаниям, то нет достаточного основания считать его утраченным, потому что оно может быть осуществлено через суд без войны. Но так как подобное право не является столь ясно нашим, как то, которое возникает из неравенства, и поскольку наказания всегда вызывают некоторую долю ненависти, то нетрудно придать словам такое истолкование, согласно которому это право считается как бы упраздненным.

Право, предъявленное до войны в публичном порядке, будучи оспариваемо, легко признается утратившим силу

XIX. Сказанное нами о том, что право, существовавшее до войны, нельзя считать просто утраченным, должно строго соблюдаться относительно прав частных лиц, но в отношении прав государей и народов легче допустить некоторую взаимную уступку, если только слова и не лишенные доказательности предположения позволяют это сделать. Так бывает в том случае, если право, о котором идет речь, не было установлено окончательно, но оставалось спорным. Ведь человеколюбие заставляет предполагать, что поставлено целью устранить самые семена войны.

Тот же Дионисий Галикарнасский, чьи слова я только что приводил, пишет "Не столько надлежит помышлять о поддержании дружбы в настоящем, сколько позаботиться о том, чтобы не быть вновь вовлеченным в войну, ибо мы собрались не для продления, но ради устранения зла" (кн. III). Эти последние слова почти буквально заимствованы из речи Исократа "О мире".