Сэмюэл Ричардсон - Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов

А какъ онъ ожидаетъ столь же вѣрно, какъ и я, что сего дня получу онъ тебя письмы; то и думаю что его отсудствіе не будетъ продолжительно. И конечно по возвращеніи своемъ, онъ приметъ видъ важной, привлекательной, и естьли ты хочешь, видъ властительный. А я, не должна ли тогда принять на себя вида покорнаго, преданнаго, и стараться, съ изъявленіемъ уважанія, вкрасться въ его милость, просить у него прощенія, естьли не словами, то по крайней мѣрѣ потупленіемъ глазъ, что не справедливо содержала его въ такой отъ себя отдаленности? Я безъ сомнѣнія должна сіе сдѣлать. Но должно сперва испытать, пристала ли мнѣ сія роля. Ты часто насмѣхалась излишней моей кротости. И такъ! должно стараться быть еще кротчайшею. Не сіе ли твое мнѣніе…? О любезная моя!

Но я хочу сѣсть, положить руки на крестъ, рѣшиться на все; ибо я слышу что онъ уже идетъ… или побѣгу я къ нему на встрѣчу, и скажу ему свою рѣчь въ тѣхъ самыхъ выраженіяхъ, которыя ты мнѣ предписала.

Онъ пришедъ приказалъ просить у меня позволенія со мною видѣться. Доркаса сказала, что всѣ его движенія изъявляли нетерпѣливость. Но мнѣ невозможно, такъ, мнѣ невозможно съ нимъ говорить.

Въ понедѣльникъ въ вечеру.

Отъ чтенія твоего письма, и печальныхъ моихъ разсужденій не могла я его принять по надлежащему. Прежде всего спросилъ онъ Доркасу, не получала ли я какого письма въ его отсудствіе. Она ему отвѣчала, что я получила, что я не преставала съ того времени плакать, и что я еще ничего не ѣла.

Онъ тотъ часъ приказалъ ей ко мнѣ войти, и просить у меня съ новыми усиліями позволенія меня видѣть. Я отвѣчала, что я не весьма здорова, что завтра по утру я съ нимъ увижусь, когда бы ему угодно ни было.

Не оказала ли я симъ своей покорности? не кажется ли оно и тебѣ таковою, любезная моя? Однако оное не приняли за покорность. Доркаса мнѣ сказала, что онъ съ великою досадою потеръ себя по лицу, и что прохаживаяся по залу, отъ вспыльчивости проворчалъ нѣсколько словъ.

Спустя съ полчаса, онъ прислалъ ко мнѣ сію дѣвицу, приказавши ей просить меня, какъ можно допустить его со мною отужинать, обѣщаясь не говорить ни о чемъ кромѣ того, что мнѣ самой заблагоразсудится. И такъ я была бы свободна, какъ ты видишь оказать ему сіе почтеніе, но я просила его меня извинить. Какъ ты думаешь, любезная моя? глаза мои наполнились слезами. Я почувствовала великую слабость. Мнѣ было невозможно, содержа его нѣсколько дней во отдаленности, вдругъ войти съ нимъ, съ обыкновенною вольностію, въ разговоръ, къ коему я принуждена была совершеннымъ оставленіемъ моихъ друзей, и по твоему совѣту.

Онъ мнѣ тотчасъ приказалъ сказать, узнавши что я еще не ѣла, что онъ покорится моимъ приказаніямъ, естьли я согласна скушать съ нимъ цыпленка. Вотъ сколь онъ милостивъ, даже и въ гнѣвѣ. Не удивляешься ли ты тому? Я ему обѣщала то чего онъ желалъ. Вотъ уже и приготовленіе къ покорности. Я дѣйствительно почту себя весьма щастливою, естьли найду его завтра въ разположеніи меня простить.

Я сама себя ненавижу. Но я не хочу быть обижаемою. Нѣтъ, я не хочу быть таковою, что бы отъ того не случилось.

Во вторникъ 16 Маія.

Кажется, что мы же несколько примирились; но сіе произошло чрезъ нѣкую бурю. Я должна изъяснить тебѣ подробно сіе произшествіе.

Въ шесть часовъ утра я ожидала его въ столовой залѣ. Я легла спать, находясь въ весьма худомъ состояніи, да и встала не весьма здорова: но я не ранѣе семи часовъ отперла свои двери; тогда Доркаса пришедши предложила мнѣ съ нимъ свидѣться. Я сошла въ низъ.

Онъ подошедъ ко мнѣ взялъ меня за руку, когда я ввошла въ залъ: Я не ранѣе двухъ часовъ легъ въ постелю, сударыня, однако во всю ночь не могъ сомкнуть глазъ. Ради Бога, не мучьте меня такъ, какъ вы то дѣлали во всю недѣлю. Онъ остановился. Я молчала. Тогда, продолжалъ онъ: я думалъ что вашъ гнѣвъ за столь малое любопытство не могъ быть чрезвычаенъ, и что онъ самъ собою пройдетъ. Но когда вы мнѣ объявили, что онъ продолжится до того изъясненія, котораго вы ожидаете отъ новыхъ открытій, коихъ слѣдствія могутъ меня лишить васъ навсегда; то какъ же могу я снести одну мысль, что учинилъ столь слабое впечатлѣніе въ вашемъ сердцѣ, не смотря на соединеніе нашихъ выгодъ?

Онъ еще остановился. Я продолжала молчать. Онъ сказалъ: я познаю, сударыня, что природа одарила меня гордостію.

Мнѣ весьма простительно, что надѣяся получить нѣкой знакъ благосклонности и предпочтительности со стороны той особы, которой принадлежать за все свое благополучіе считаю, чтобъ ея выборъ не былъ произведенъ въ дѣйство, по злобѣ собственныхъ ея гонителей и непримиримыхъ моихъ враговъ.

Онъ весьма долгое время о семъ говорилъ. Ты можешь знать, любезная моя, что онъ подавалъ мнѣ много предмѣтовъ къ противорѣчію. Я ни въ чемъ его не щадила. Но безполезно бы было повторять тебѣ всѣ сіи подробности. Ни единое изъ его предложеній, сказала я ему, ни о чемъ другомъ не могло меня увѣрить, какъ о его гордости. Я откровенно ему призналась, что я столько же имѣю оной, какъ и онъ, но совсѣмъ другаго роду: я къ тому присовокупила, что естьлибъ онъ имѣлъ въ себѣ хотя малѣйшую часть истинной гордости, достойной его породы и состоянія; то скорѣе бы пожелалъ возбудить оную и во мнѣ, нежели ее порицать и жаловаться на оную: что она принуждала меня почитать за подлость не признаваться въ своихъ правилахъ, когда съ нѣкоего времени я избѣгала всякаго съ нимъ разговору, и когда я отказала въ посѣщеніи г. Меннелль, дабы не поминать о тѣхъ пунктахъ, коихъ рѣшеніе состоитъ не въ моей власти пока не получу отвѣта, коего я ожидаю отъ моего дяди, на конецъ я сказала: правда, что я старалась его испытать, въ надѣждѣ пріобрѣсть его ходатайство, дабы примириться съ моею фамиліею на тѣхъ договорахъ, которые я ему предложила.

Онъ не знаетъ, отвѣчалъ онъ мнѣ, смѣетъ ли меня спросить, какіе были тѣ договоры; но ему весьма было легко отгадать оные, и также судить, какое должно быть первое мое пожертвованіе. Однако я бы позволила ему сказать, что чемъ болѣе бы онъ удивлялся благородству моихъ чув-твованій вообще, и особенно той истинной гордости, которую я ему изъяснила; тѣмъ менѣе желалъбы онъ, чтобъ она поставляла меня превыше покорности, кою я оказывала тѣмъ непримиримымъ людямъ, равно какъ и онъ меня побуждаетъ лишать его своего снисхожденія.

Долгъ природы, г. мой, есть мнѣ закономъ оказывать ту покорность, въ коей вы меня укоряете. Отецъ, мать, дядья, суть тѣ, коимъ я должна оказывать сію преданность. Но пожалуйте, г. мой, что бы вы сказали о томъ что называется благосклонностью и снисхожденіемъ? не ужели вы уважите то, что заслужили отъ нихъ и отъ меня?

Увы! что я слышу, вскричалъ онъ? по толикихъ ихъ гонѣніяхъ! по всемъ томъ, что вы претерпѣли, и чего позволили мнѣ надѣяться! мы говорили о гордости, позвольте васъ спросить, сударыня, какая бы была гордость такого человѣка, которой бы уволилъ любимую имъ особу отъ труда почтить его нѣкоею склонностію и предпочтеніемъ? Какая былабъ любовь?…