Илья Голенищев-Кутузов - Сказки народов Югославии

Стал звать парень мельника — никто не идет. Сам снял мешки с осла. И только зерно засыпал, выходит Кьосе и говорит:

— О-о! Добро пожаловать!

Ну, что ж поделаешь — хоть и обманулся он, а деваться некуда — зерно-то засыпал! Хочешь не хочешь — пришлось оставить!

Но парню запомнились отцовские слова, он знал, что за птица коварный Кьосе. Стал он думать, как бы так сделать, чтобы Кьосе не мог надуть его и присвоить муку.

Начал молоть Кьосе зерно. А парень ему говорит:

— Отец мне велел присмотреть, чтобы ты хорошенько смолол наше зерно, а потом испек бы для нас большую погачу. [14] Погача — плоская пресная лепешка. Да еще отдал бы мне в жены свою любимую дочь.

— Ну что ж! — отвечал ему Кьосе. — Ты здесь посиди, подожди, пока зерно смелется, потом я испеку вам и погачу!

Налил он воды в котел, поставил котел на огонь. Вскипела вода, а к тому времени зерно было смолото. Кьосе-обманщик взял муки, да и бухнул в котел, будто для теста. А вместо теста получилась жидкая каша — котел-то налит был водой до краев, а муки насыпано немного. Такое тесто разве что для оладий годилось, а не для хлеба…

— Что делать? — спросил Кьосе-обманщик. — Муки-то у нас не хватает!

— Не знаю. Отец мне сказал, чтоб ты спек нам погачу, муку же отдал бы отдельно!

— Да ведь я всю муку истратил, — отвечал ему Кьосе. — Ты же видишь: вся мука в котле! Где же мне взять еще?

Тут повздорили они.

— Ну ладно, — сказал Кьосе. — Сделаем иначе. Давай-ка с тобой поболтаем, кто кого переврет. Обманешь меня — дам тебе и погачу и муки. А нет — вернешься домой с пустыми руками.

Парень подумал и согласился. И стал ему Кьосе плести небылицы: он постарше, значит, и начал первым.

— Видишь вот ту канаву? Здесь в старину было чудо. Посадили тут огурцы. Росли они, росли да выросли такие большие — просто диво. Один огурец ненароком упал поперек канавы да так и остался заместо моста. Не только люди по нему могли проходить, но и верблюды.

— Верно, верно! — весело засмеялся парень. — Конечно! Я знаю! Я помню! Отец мне рассказывал, что было еще и такое: однажды по этому огуречному мосту шли верблюды с поклажей, везли драгоценности царские. А мост-огурец раскачался, затрясся — верблюды в канаву свалились, да и утонули. А отец мой в огурце сидел, спал там. Проснулся он от этого шума и выглянул из огурца. Собрал потом потихоньку все царские сокровища и сделался богачом. И я тебе вот что еще расскажу! У нас были ульи пчелиные, штук этак триста. И каждое утро отец пересчитывал пчел. Как-то утром считал он, считал одной пчелы не хватает! Куда она делась? Отец и туда и сюда — ну, как не бывало пчелы. Что делать? Оседлал мой отец петуха, поехал по свету искать озорную пчелу. Весь свет объехал — до самого края добрался. Пчелы нет и нет! А как стал подъезжать к Багдаду — видит: пчелу запрягли в плуг, и она пашет в паре с волом чью-то ниву. Отец мой, конечно, пчелу живехонько распряг и погнал перед собой. Привел ее, в улей пустил. Потом расседлалпетуха, глядь, на спине у бедняги рана. Что делать? Решил вылечить петуха. А как? Испробовал одно зелье, другое — петух все болеет! И вот наконец кто-то дал ему добрый совет: расколоть орех, ядро разжевать — и к ране приложить. Отец так и сделал, да сверху еще землицей присыпал и завязал. Наутро приходит в курятник, развязал тряпицу, видит — диво! Орех-то уже побег дал, и листочки распустились. Вырос орех ростом с дуб, собрали с него урожай небывалый. Галки в ветвях свили гнезда, галчат вывели. А сорванцы ребятишки увидели галок — и давай кидать в них камнями да комами земли, хотели орехов достать и галчат раздобыть. Столько там, наверху, накопилось всяческой дряни, что вскоре уже стало там не дерево, а изрядный участок земли, и отец рассудил, что можно там высеять много семян, не меньше десяти, да, кроме того, еще роща останется. Распахал отец ту землю девятью плугами, хлеб там посеял. А рощу оставил нетронутой, в ней поселились медведи, лисицы и волки. Вот время пришло, мой отец пригласил жнецов, парней и девиц из трех окрестных деревень. Только было принялись они за работу — из лесу выглянула лиса. Тут парни и девушки бросились ловить лисицу; поймать ее не поймали, а кто-то в нее кинул серп. Вонзилась тут рукоятка серпа прямо в бок лисице. От боли несчастная стала метаться туда и сюда — так все поле одна и сжала. А кончила жать — к лесу помчалась. Тут выскочил серп из Лисицына бока, а рядом на землю записка упала. Жницы подобрали ее, а прочесть не умеют. К судье отнесли, прочитать попросили…

— А что же судья? — перебил обманщик Кьосе.

— Судья им сказал — здесь написано: нечего Кьосе хитрить понапрасну, пусть тотчас отдаст и муку, и погачу, и дочку в придачу.

Вот так и признал себя побежденным обманщик Кьосе и отдал парнишке и муку, и погачу, и дочку — в придачу. А парень взвалил мешки на осла, взял невесту за руку — и домой!

Македония. Перевод с македонского Д. Толовского и Н. Савинова

У одного человека была жена. Она всегда хотела, чтобы последнее слово было за ней, и бедному мужу каждый раз приходилось уступать. Как-то раз сидели они перед домом, в небе пролетала большая стая журавлей. Один журавль летел впереди всех. Жена посмотрела на стаю и говорит мужу:

— Видишь вон того журавля, что летит впереди? Это мой.

— Нет, жена, — отвечает муж, — это вожак, и он у них старший. А ведь для тебя я — старший. Стало быть, он мой.

— Нет, не твой, а мой.

И заладила она свое: «Не твой, а мой», — наконец они поссорились.

— Если ты не признаешь, что вожак мой, — говорит жена, — я умру.

— Ну и умирай. Хоть раз, да последнее слово будет за мной.

Жена легла и притворилась, будто умерла. Пролежала она так всю ночь, а наутро муж ей и говорит:

— Вставай, а то пойду и позову женщин обмывать и обряжать тебя.

— А вожак мой?

— Нет.

— Ну, коли не мой, пусть меня обмывают.

Муж позвал женщин. Они обмыли и обрядили ее. Тут он подошел и будто плачет над ней, а сам шепнул:

— Вставай, а не то пойду и скажу, чтоб объявили о твоей смерти.

— А вожак мой?

— Нет, не твой.

— Ну, коли не мой, пусть объявляют.

Немного погодя муж опять шепнул:

— Вставай, сейчас придет поп с мальчиками-служками, хоронить тебя будут.

— А вожак мой?

— Нет, не твой!

— Ну, коли не мой, пусть хоронят.

Пришел поп со служками, собрался народ, вынесли ее во двор, и священник прочел отходную. Муж опять наклонился, будто плачет, а сам шепнул жене:

— Вставай, несчастная! Ведь тебя сейчас в могилу опустят!

— А вожак мой?

— Нет, не твой.

— Ну, коли не мой, пусть опускают.

Отнесли ее на кладбище, опустили в могилу. Священник, по обычаю, бросил горсть земли и ушел. Муж говорит провожавшим: