Клод Кребийон-сын - Заблуждения сердца и ума

– О, боже мой! – воскликнул я.

– Это трагическое восклицание пугает меня, – прервал он меня в свою очередь, – разве она вам еще не написала?

– Помилуйте, – ответил я, – она только два дня как уехала; вы же знаете, что она обещала мне написать только по возвращении.

– Это так, – согласился он, – но все же я удивлен, что у вас еще нет от нее послания. Позавчера у вас просили позволения писать вам, и по логике вещей вы должны были уже получить несколько записок. Госпожа де Сенанж редкая женщина! Она не заставляет вас мучиться неизвестностью и опасаться излишних отсрочек. В одну минуту ее ум все постиг, и сердце отозвалось.

– Эти свойства, – возразил я, – как раз расхолаживают меня. Некоторая осмотрительность в выборе возлюбленного, по-моему, больше подходит женщине, чем поспешность, за которую вы так признательны госпоже де Сенанж.

– Когда-то принято было думать по-вашему, – сказал он, – но времена переменились. Однако вернемся к госпоже де Сенанж. Вы внушили ей столько надежд, проявили так много внимания… я даже удивляюсь вашему равнодушию.

– Как, разве я внушил ей надежду? – воскликнул я.

– Конечно! – сказал он холодно. – Когда мужчина вашего возраста бывает у такой женщины, как госпожа де Сенанж, появляется с ней в общественных местах и завязывает переписку, у него должны быть на нее виды. Обычно этого не делают без определенных намерений. Она, несомненно, уверена, что вы ее обожаете.

– Неважно, что она думает, – возразил я, – я сумею ее разубедить.

– Это будет непорядочно, – ответил он, – вы дадите ей основания жаловаться на вас.

– А я полагаю, – заметил я, – что скорее я вправе жаловаться на нее. На каком основании она притязает на мое сердце?

– На ваше сердце! – воскликнул он. – Вот слово из романа. С чего вы взяли, что она притязает на ваше сердце? Она не способна на такие смехотворные притязания.

– Чего же она хочет? – спросил я.

– Интимных отношений, – ответил он, – которые похожи на любовь, поскольку дают наслаждение, но без глупых претензий и капризов. Короче говоря, она чувствует склонность к вам и от вас ожидает такой же склонности.

– Думается мне, – ответил я, – что этого ей долго придется ждать.

– Может быть, – сказал он, – но в конце концов вы придете к логическому выводу, что ваша неприязнь к госпоже де Сенанж неразумна. Теперь она вам не нравится, но это не значит, что в будущем она вам не понравится больше. Это случится помимо вашей воли, но обязательно случится, иначе вы нарушите благопристойность и укоренившиеся обычаи.

– А я, наоборот, убежден, – сказал я, – что ничего подобного не случится. Пусть обо мне судят как угодно, но я не хочу этого.

– И очень плохо, – сказал он. – Советую хорошенько взвесить, вправе ли вы не хотеть.

– Но вы, например, – спросил я, – хотели бы с ней сблизиться?

– Если бы, на мое несчастье, она меня отличила, – сказал он, – мне пришлось бы уступить, хотя я мог бы от этого уклониться.

– Вот как! Почему же мне не дозволено уклониться?

– Вы слишком молоды, – ответил он, – чтобы миновать госпожу де Сенанж. Вы обязаны ответить ей взаимностью, тогда как для меня связь с ней была бы только актом вежливости. Вам теперь нужно, чтобы женщина ввела вас в общество, а я, наоборот, ввожу в свет женщин, которые хотят блистать в обществе. В одном этом вы можете видеть разницу между нами.

– Позвольте обратиться к вам с вопросом, – сказал я, – и не удивляйтесь, если я задам вам не один, а несколько вопросов. Вы толкуете мне о вещах совершенно новых для меня, и я не могу сразу усвоить эти мысли так, как бы вы хотели. Кроме того, не сердитесь, если слова ваши не только меня удивят, но и вызовут недоверие.

– Единственная моя цель – просветить вас; мне доставит искреннее удовольствие рассеять все ваши недоумения, – ответил он, – и показать вам свет таким, каким вы должны его видеть. Но чтобы свободнее отдаться обсуждению вопросов, которые по своей обширности и разнообразию могут нас далеко завести, я предлагаю поискать места поукромнее, где нам никто не помешает, а таким подходящим местом я считаю площадь Звезды.

Я одобрил его мысль, и мы отправились на прогулку. По дороге мы беседовали о малозначительных вещах и, только дойдя до площади Звезды, приступили к разговору, оказавшему влияние на всю мою последующую жизнь.

– Вы задели мое любопытство, – сказал я, – намерены ли вы его удовлетворить?

– Не сомневайтесь, – ответил он, – я буду счастлив научить вас кое-чему. Есть вещи, непонимание которых сначала ставит нас в неловкое положение, а с течением времени становится даже постыдным, ибо их должен знать каждый светский человек. Без знания их самые великие преимущества, полученные нами при рождении, не только не возвышают нас, но, напротив, могут погубить. Я понимаю, что наука эта является сводом мелочных правил и что многие из них оскорбляют и разум и честь; мы можем презирать эту светскую мудрость, но ее надо изучать и следовать ее правилам неукоснительнее, чем законам, более возвышенным, ибо, к стыду нашего общества, нам скорее простят преступление против чести и разума, чем нарушение светских приличий. Но вы меня не слушаете, – прервал он себя.

– Напротив, – возразил я, – я слушаю вас с напряженным вниманием; но этот серьезный тон так несвойствен вам, что я не могу прийти в себя от изумления. Оказывается, вы философ! Вы!

– Напрасно вы удивляетесь, – прервал он меня. – Я питаю к вам дружеские чувства, а дружба не позволяет мне дольше обманывать вас; я должен открыть вам глаза и потому вынужден показать вам, что я умею мыслить и рассуждать. Но я льщу себя надеждой, что все, что я вам сказал и еще скажу, останется нерушимой тайной между нами.

– Как! – воскликнул я со смехом. – Неужели вы рассердитесь, если я скажу кому-нибудь, что Версак умеет мыслить?

– Безусловно, – ответил он очень серьезно, – и я вам сейчас объясняю, почему я считаю весьма важным, чтобы вы этого никому не говорили. Оставим меня и вернемся к вам. Я замечал, и не раз, к моему крайнему удивлению, что вы совершенно не знаете света. Несмотря на вашу молодость, вы принадлежите к тому кругу, в котором рано избавляются от предрассудков, а между тем вы до сих пор крепко за них держитесь. Но удивительнее всего, что вы так плохо знаете женщин. Мои мысли на этот счет могут пригодиться вам. Я совсем не обольщаюсь надеждой, что наставления мои сразу направят вас по верному пути; но они, по крайней мере, подточат те вредные предрассудки, которые могут надолго задержать ваше умственное созревание или даже воспрепятствовать ему.

Знание женщин вам необходимо, но вы отнюдь не должны ограничиться им. Наряду с изучением женщин надо изучать также нравы, вкусы и заблуждения нашего века, а это поможет вам узнать и женщин, которых даже ценой кропотливого труда вам не удастся постичь до конца.