Фернан Пинто - Странствия

Завязался ожесточенный бой: те, кто был близко, вступили врукопашную, а те, кто подальше, метали друг в друга копьями и горшками с порохом; непрерывно стреляло более ста аркебузов; вся схватка продолжалась почти полчаса, причем никак нельзя было предвидеть, кто одержит верх. Но под конец боя угодно было господу нашему, чтобы неприятель, у которого было много раненых и обожженных, не выдержал, и все побросались в воду, что воодушевило наших, и они с громкими криками устремились занимать неприятельский корабль.

Антонио де Фариа, видя, что неприятель тонет из-за сильной волны и быстрого течения, сел на один из двух баланов, на который посадил гребцов и солдат, и с величайшей поспешностью бросился спасать утопавших, из которых выловил шестнадцать человек, не желая, чтобы они погибли, как остальные, так как ему были нужны гребцы на лантеа, ибо в предыдущих схватках большая часть их была перебита.

Как Антонио де Фариа захватил живьем пирата — капитана джонки и о том, какова была дальнейшая судьба последнего

После того как была одержана описанная мною победа, первым долгом оказали помощь раненым, ибо дело это было самое важное. Затем Антонио де Фариа, убедившись, что один из шестнадцати спасенных тот самый пират, приказал его привести к нему, и когда ему перевязали две его раны, спросил, где находятся христианские мосо португальцев, на что тот нагло ответил, что не знает. Стали ему угрожать, и тут он попросил, чтобы ему сначала дали выпить воды, так как иначе он говорить не может. Когда ему принесли ее, он набросился на воду с такою жадностью, что почти всю ее пролил. И так как он не утолил жажды, то снова попросил пить, сказав, что если он напьется, то клятвенно обещает законом Магомета и всем Алькораном сообщить все, что захотят от него узнать. Антонио де Фариа тотчас приказал принести ему воды вместе с банкой варенья, к которому тот не притронулся, воды же выпил большое количество. Когда после этого его вновь спросили, где находятся христианские рабы, он ответил, что их найдут в носовом трюме.

Антонио де Фариа немедленно отправил за ними трех солдат; те, открыв люк, чтобы вызвать пленников наверх, увидели, что они лежат внизу с отрубленными головами. Солдат это привело в такой ужас, что они страшно закричали:

— Иисусе, Иисусе, Иисусе! Ваша милость, идите сюда и вы увидите горестное зрелище!

Антонио де Фариа со всеми окружавшими его бросился на нос корабля и, увидев сваленные в кучу трупы, был так потрясен, что не мог сдержать слез и, обратив взор свой к небу и воздев руки, произнес громким и скорбным голосом:

— Благословен будь, господь мой Иисус Христос, что по милости и долготерпению своему терпишь столь тяжкие оскорбления!

Когда он приказал поднять их наверх, не было человека, кто способен был бы удержаться от слез или не проявить своего горя каким-нибудь другим еще более сильным образом, ибо среди убитых мы увидели женщину с двумя невинными и хорошенькими детьми от шести до семи лет — они были обезглавлены самым безжалостным образом, а пять мосо, которые звали нас на помощь, лежали выпотрошенные, с выпущенными наружу кишками.

Антонио де Фариа снова сел на свое место и спросил пирата, почему он поступил так жестоко с этими невинными существами. На это он ответил, что наказал их за предательство, ибо они показались на глаза его злейшим врагам — португальцам и призвали на помощь своего бога; относительно же двух детей сказал, что вполне достаточно было того, что это дети португальцев, которых он никогда не любил. С такой же независимостью он отвечал и на другие вопросы и проявлял такое упорство, словно это был сам дьявол.

Антонио де Фариа спросил, христианин ли он, на что тот ответил, что нет, но был им в те времена, когда дон Пауло да Гама комендантствовал в Малакке. А когда Антонио де Фариа пожелал узнать, какие причины заставили его отречься от христианства, которое обеспечивало ему спасение, и принять закон Магомета, неспособный принести ему ничего, кроме гибели его души, он ответил, что стоило ему обратиться в христианство, как сразу уважение, которое питали к нему португальцы, исчезло, и если раньше, когда он был язычником, все разговаривали с ним, сняв шапку, и величали его Киай некода, что значит «господин военачальник», то после того, как он стал христианином, с ним перестали считаться. Поэтому он отправился в Бинтан и принял магометанство, после чего король Жантаны, который там оказался, стал обходиться с ним с большой учтивостью, а все мандарины называли братом. Тогда-то он дал обещание, которое подкрепил клятвой на Книге цветов, что, пока будет жив, будет злейшим врагом португальского народа и всех прочих людей, исповедующих христианскую веру, и что король и главный касиз Моулана весьма его за это хвалили и уверяли, что, если он будет так поступать и дальше, душе его обеспечено блаженство.

Потом его спросили, сколько времени прошло с тех пор, как он восстал против португальцев, какие корабли он у них захватил, скольких человек убил и каких товаров награбил. Он ответил, что случилось это семь лет назад и первое судно, которое он захватил, была джонка Луиса де Павии, на которую он напал на реке Лиампо, и было на ней четыреста баров перца, а других пряностей не было; убил он на ней восемнадцать португальцев, не говоря об их рабах, которым он счет не вел, так как убивать поклялся не их. После этого, благодаря счастливому стечению обстоятельств, ему удалось захватить еще четыре судна, на которых он перебил около трехсот человек, но португальцев среди них было не более семидесяти. А количество товаров, которое он захватил, могло составить от тысячи пятисот до тысячи шестисот баров перца и прочего, из которых король Пана тут же отобрал у него больше половины за право укрыться в его стране и быть в безопасности от португальцев, а ему дал ту сотню человек, которые всюду следовали за ним и повиновались ему как своему властителю.

На вопрос, убивал ли он еще португальцев или разрешал другим их убивать, он ответил, что нет, но что два года назад, когда он находился на реке Шоабокек, в Китае, туда пришла большая джонка с множеством португальцев, капитаном которой был его большой друг, некий Руи Лобо, посланный комендантом Малакки Эстеваном да Гамой торговать. Накупив товаров и расцветив свою джонку множеством флагов на радостях, что плаванье его обогатит, Лобо вышел из реки. Но на шестом дне пути очень большая волна образовала в его джонке пробоину, и так как справиться с течью ему не удалось, он вынужден был вернуться в порт, который он только что покинул. Дул свежий ветер, и Лобо шел под всеми парусами, так как хотел поскорее прийти, но джонка его внезапно пошла ко дну, и из всего экипажа спаслись только Руи Лобо с семнадцатью португальцами и несколькими рабами, которые на сампане добрались до скалистого островка Ламау, не имея ни паруса, ни воды, ни провианта. Рассчитывая на давнюю дружбу, Руи Лобо умолял его, стоя на коленях и обливаясь слезами, взять его на свою джонку, на которой мусульманин в это время направлялся в Патане, и обещал ему за это две тысячи крузадо. Пират согласился и взял его к себе на борт. Но мусульмане посоветовали ему не полагаться на дружбу христиан, если он не хочет лишиться жизни, так как стоит последним набраться сил, как они захватят его джонку со всеми находящимися в ней товарами, как они не раз это делали всюду, где только бывали. Боясь, что опасения мусульман могут оправдаться, он однажды ночью, когда португальцы спали, перебил их всех, о чем впоследствии не раз сожалел.