Лопе де Вега - Том 1

Да, в городе, где все учтивы,
Фрондосо, вся живая тварь
Усвоила такой словарь.
Но есть и менее красивый,
Которым неучтивый рот
Предпочитает изъясняться.

Нельзя ли в нем поупражняться?

Там все как раз наоборот.
Кто рассудителен — брюзга,
Кто откровенен — тот бесстыден,
Кто нрава тихого — ехиден,
А кто журит — тот злей врага.
Кто подает совет — нескромен,
Кто не скупится — простачок,
Кто правосуден — тот жесток,
Кто незлобив — рассудком темен.
Кто стоек — тот неповоротлив,
Кто обходителен — тот льстец,
Кто сострадателен — хитрец,
А кто благочестив — расчетлив.
Правдив — так значит всем назло,
Сговорчив — значит трусоват,
Несчастлив — значит виноват,
Достиг успеха — повезло.
Ты дура, если ты честна,
А если сверх того пригожа,
Так, значит, несомненно рожа…
Но хватит. Мысль моя ясна.

Ты — дьявол. Даже слушать жутко.

Она у нас шутник, пострел!

Священник соли не жалел,
Когда крестил тебя, малютка [70].

Вы, если я не ошибаюсь,
О чем-то спорили сейчас?

Пожалуйста, послушай нас
И рассуди.

Я постараюсь.

Пожертвуй мне свое вниманье.

Охотно. Говори, я жду.

Я верю твоему суду.

Так в чем же ваше пререканье?

Я тут с Баррильдо нападаю
На Менго.

Что же он сказал?

Он очевидность отрицал.

Я только правду утверждаю,
И вам и всем наперекор.

Что ж он сказал?

Что нет любви.

Уж это крайность!

Объяви,
Что это чепуха и вздор.
Не существуй любви, тогда бы
Не мог и мир существовать.

Вот если б я умел читать!
Без книжек — я философ слабый.
Однако ежели стихии
В раздоре испокон живут
И в то же время создают
Все соки наших тел, такие,
Как томность, флегма, желчь и кровь,
То кто же здесь любовь найдет?

Нет, Менго, этот свет и тот
Полны гармонии. Любовь
И есть гармония. В ней — суть
И самый корень бытия.

Естественной любви и я
Не отрицаю. Нет, ничуть.
Любовь такая существует,
И ей вся жизнь подчинена,
И все, что видим мы, она
Между собою согласует.
Я первый отрицать не стану,
Что есть у каждого в крови
Естественный запас любви,
И в ней находит он охрану.
Моя рука всегда отбросит
Удар от моего лица,
Нога с проворством беглеца
Все тело от беды уносит.
Когда зрачку грозит увечье,
Смыкает веки, хмурит бровь
Моя природная любовь.

Так в чем у вас противоречье?

Я говорю: любовь бывает,
Но только к самому себе.

Ты, Менго, врешь, скажу тебе.
Смотри, как любит и желает
Мужчина женщину и зверь
Свою подругу.

Страсть такую
Я себялюбьем именую,
И ты такой любви не верь.
Скажи, что есть любовь?

Стремленье
К прекрасному.

А почему?
Любовь устремлена к нему?

Чтобы изведать наслажденье.

Иначе говоря, ей надо
Себе доставить радость?

Да.

Не получается ль тогда
Себялюбивая отрада?

Ты, Менго, прав.

В конечном счете
Вот и выходит, что, любя,
Я тешу самого себя.
Другой любви вы не найдете.

Священник наш с большим искусством
Нам проповедовал с амвона
Про многомудрого Платона [71],
Учившего любовным чувствам.
Он только душу обожал,
А в ней лишь то, что благородно.

Вопрос таков, что он бесплодно
Не раз, должно быть, утруждал
Мозги ученейших людей,
Сидящих в университете.

Ты, Менго, ни за что на свете
Не убедишь своих друзей.
Но раз ты прожил, не любя,
Благодари судьбу свою.

А ты? Ты любишь?

Честь мою.

Бог ревностью замучь тебя!

Так кто же выиграл, скажите?

Спросить, по правде говоря,
Вам следует пономаря
Или священника спросите.
Лауренсья никого не любит,
Мой опыт скуден до сих пор.
Так где ж нам вынесть приговор?

Смотрите, гордость вас погубит!

Приветствую честной народ!

А! Вот прислужник командора!

Мошенник высшего разбора.
Откуда, куманек?

А вот,
Пришел таким, как был в бою.

И дон Фернандо возвратился?

Поход победой завершился,
Хоть нам пришлось, не утаю,
Людьми и кровью поплатиться.

Мы всё хотим подробно знать.

Могу все точно рассказать,
Притом устами очевидца.
Чтобы отправиться в поход
На этот город дерзновенный,
Зовущийся Сьюдад Реаль,
Блистательный магистр поспешно
Собрал среди своих вассалов
Две тысячи отважных пеших
И триста конных удальцов,
Призвав и светских и священство,
Затем что все идти повинны,
Кто носит алый крест на персях,
Хотя б он был в духовном званье, —
В войне с неверными, конечно.
На этом юноше бесстрашном
Кафтан зеленого был цвета
С богатым золотым шитьем,
И только наручи виднелись
Сквозь откидные рукава,
Застегнутые на шесть петель;
Конь, серый в яблоках, под ним,
Огромный и могучий телом,
Отведал струй Гуадалкивира [72]
И сочных трав его прибрежий;
Пахви [73]на нем, лосиной кожи,
И бантом схваченные ленты,
Переплетающие чолку,
Таким же были украшеньем,
Как эти пятна снеговые,
Плывущие по белой шерсти.
Бок о бок с ним Фернандо Гомес,
Наш господин, на неизменном
Своем буланом: навис [74]черный,
И белый храп [75], белее снега.
Накрыв турецкую кольчугу,
Сверкают латы и оплечья,
А плащ с оранжевой каймой
Заткали золото и жемчуг.
Венчая боевой шишак,
Курчавые белеют перья,
Как померанцевый цветок,
Из этой желтизны расцветший.
На перевязи красно-белой
Он не копье рукой колеблет,
А целый ясень сотрясает,
Вплоть до Гранады всем зловещий.
Сьюдад Реаль поднялся к бою.
Он заявил, что будет верен
Короне королей кастильских
И отстоит ее владенья.
Магистр сломил их оборону,
Ворвался в город, всех мятежных
И тех, которые когда-то
Осмелились его бесчестить,
Распорядился обезглавить,
А остальных, из низкой черни,
Велел, заткнув им глотки кляпом,
Бичами отхлестать примерно.
Теперь его там все боятся,
И любят все, и каждый верит,
Что кто от юности искусен
В войне, расправе и победе,
Тот станет в зрелые лета
Грозою Африки надменной
И множество лазурных лун
Крестом багряным ниспровергнет.
Он с командором и с другими
Повел себя настолько щедро,
Что словно отдал на грабеж
Не город, а свое именье.
Но вот и музыка гремит.
Встречайте же его с весельем!
Радушье — лучший из венцов
Для возвратившихся с победой.