Vagabondo - Иосафат Барбаро. Путешествие в Тану

Прибытие в Венецию двух послов, «Ралевых детей», Дмитрия и Мануила Ивановичей, было заметным событием в жизни республики. О нем несомненно знал и Барбаро; он мог даже присутствовать на их выступлении в сенате, так как сам входил в состав венецианского правительства: в 1488—1489 гг. он был одним из так называемых «savi» или «sapientes», ведавших разными областями деятельности сената и особенно областью международных отношений; кроме того, Барбаро был советником дожа Агостино Барбариго (1486—1501).

Представляется весьма вероятным, что сведения Барбаро о городе Казани на Волге, о взимании казанскими татарами дани с проходивших по реке русских судов, затем о прекращении выплаты дани в связи с победой русских и подчинением им Казани были взяты им из рассказов русских послов в Венеции в сентябре 1488 г. Возможно, что и другие материалы о России, Барбаро получил из того же источника и тогда же, т. е. после сентября 1488 г., включил их в свое сочинение.

Итак, из рассмотрения и сопоставления фактов, подобранных из разных источников, следует, что Барбаро написал свой труд в его окончательном виде в конце 1488 или в 1489 г.

Что же побудило старого дипломата спустя десять лет после возвращения из Персии (весной 1479 г.) все же написать о своих странствиях?

В начале «Путешествия в Тану» Барбаро замечает, что он вовсе не собирался оставлять потомству записи о том, что видел и слышал (le cose vedute et udite) в отдаленных краях, где ему довелось побывать. Автора останавливала мысль, что будущие читатели — по большей части люди, которые «вовек не выходили за пределы Венеции», — сочтут выдумкой, преувеличением и даже ложью многое из того, что он должен был бы написать. Таковы действительно были отклики читателей на повествование Марко Поло. Не вспомнил ли и Барбаро об отношении венецианцев к книге его знаменитого соотечественника? Однако нельзя не признать, что, вероятно, не только представление о судьбе труда, [16]посвященного диковинным вещам и явлениям в далеких странах, но и реальная жизнь и поистине кипучая деятельность купца и политика не позволили Барбаро взяться за перо гораздо раньше, чем он это сделал. Но он все же обратился к этому занятию и даже объяснил причину, побудившую его писать. Он заглянул в труды своих предшественников, как древних — таких, как Плиний, Помпоний Мела, Страбон и др., — так и более поздних, как Марко Поло, и даже современных, как Пьеро Кверини и Амброджо Контарини, венецианских послов, подобных ему самому. Он убедился, что они писали о самых невероятных вещах — и все же писали. Тогда же побудили его и просьбы (preghiere) лица, «имеющего власть ему приказывать»: он написал свое сочинение и убедился, что кроме славы божией, о которой обычно не забывал средневековый человек, оно послужит на пользу другим путешественникам, особенно тем, которые поедут в те самые, описанные им, места и будут там заниматься делами, нужными его отечеству.

Барбаро не называет имени человека, который уговорил его писать. Предположительно этим человеком мог быть кто-либо из братьев Барбариго, ставших дожами один за другим в 1485—1486 и в 1486—1501 гг.

Старший брат, Марко Барбариго, спокойный и добродушный (таким его описал Марино Санудо Младший), [35] Sanudo M., col. 1237—1239. — См. новое критическое издание Муратори: Raccolta degli storici italiani dal 500 al 1500 ordinata de L. A. Muratori. Nuova edizione riveduta, ampliata e corretta con la direzione di G. Carducci e V. Fiorini, continuata a cura dell' Istituto storico italiano per il Medico Evo. Citta di Castello 1900 ... — Жизнеописания венецианских дожей изданы в 1900—1911 гг. в выпусках 3—4, 5, 8 и 97. правил недолго и едва ли успел себя проявить. Надпись на его портрете в зале Большого Совета гласит, что он охранял родину от чумы, войны и голода, соблюдал правосудие, но «большего дать не смог» (plus dare non potui) (текст надписи составлен от первого лица). Значительно дольше правил его брат, дож Агостино Барбариго, человек властный и жестокий, скупой и неприятный. Малипьеро, записи которого пестрят именами, не назвал имени Иосафата Барбаро ни среди savi (sapientes), ни среди советников дожа, хотя Барбаро был и тем и другим в 1486—1489 гг. Не подразумевал ли Барбаро под лицом, которое могло ему приказывать, того или другого из Барбариго, братьев-дожей? Был ли это бессильный уже старик Марко (обвинивший, как записал Санудо, своего брата в том, что он жадно ждет его смерти) [36] Sanudo M., col. 1238: «voi fate ogni cosa, perce noi muoiamo». или же самоуверенный и крепкий Агостино? Пожалуй, это был второй брат, так как Барбаро употребил настоящее время глагола — «chi mi puo comandare» — и в числе целей своего сочинения назвал удовольствие, удовлетворение (convento) этого человека, что едва ли могло [17]относиться к умершему. Дож Агостино Барбариго в начале своего правления (надо думать, из политических соображений) побудил, по-видимому, своего советника Иосафата Барбаро написать о двух его путешествиях на Восток — в Тану и в Персию.

Отметим, между прочим, что в сборнике (Viaggi fatti da Venetia... 1543 г.), где впервые, как полагают, был издан труд Барбаро, есть посвящение мессеру Антонио Барбариго, сыну Джован Луиджи Барбариго, от издателя сборника, Антонио Мануцио. [37] «Al Magnifico messer Antonio Barbarigo, che fu del Clarissimo messer Ciovan Luigi—Antonio Manutio» (Viaggia fatti da Venetia alla Tana, in Persia, in India et in Costantinopoli ... In Vinegia, 1543, p. 2 r—2 v). Так или иначе, но появление труда Барбаро — как в виде рукописи, созданной незадолго до смерти автора, так и в виде напечатанного произведения спустя полвека после его кончины — связано с фамилией Барбариго. Конечно, могла быть и совершенно иная связь, но в таком случае угадать ее посредством исторических сопоставлений невозможно.

Повествование Барбаро в его труде «Путешествие в Тану» не течет с ясной последовательностью, но неоднократно перебивается многими вставными эпизодами и некоторыми отступлениями в сторону местной истории. Тем не менее, при внимательном чтении, — чего неизбежно требует произведение, написанное почти пять столетий тому назад, — вырисовывается план, положенный в основу записей автора.

Находясь в Тане [38] Ни пути в Тану, ни местоположения города Барбаро не описывает. Все это было вполне известно большинству его современников, особенно итальянцев, для которых он и писал. многие годы, Барбаро хорошо ознакомился с окружающим ее краем [39] Tana, § 4: «et ho circumdato quelle parte, si per mar como per terra, con diligentia et quasi curiositade». — и описал его в известном порядке, полагая, что это удобно для читателя. [40] Ibid., § 6: цель автора — быть получше понятым (acio che sia meglio inteso). Тану он взял за исходный пункт, из которого в своем описании он двигался по двум направлениям, держась берегов сначала Азовского, затем Черного моря; иначе говоря, он шел из Таны налево, в общем к востоку, а потом из Таны направо, в общем к западу. Движение к востоку автор ограничил южными пределами Мингрелии (§ 41), а движение к западу — Днепром (§§ 6 и 45). По этим двум направлениям описаны побережья Прикубанья, Кавказа и Крыма.