Тирсо де Молина - Театр

Еще более острые дискуссии возникли вокруг вопроса о непосредственных источниках, литературных и устных, давших Тирсо материал для его знаменитой комедии. В основе пьесы Лопе де Вега «Деньги — замена знатности», появившейся в печати одновременно с «Севильском озорником», лежит та же легенда о мертвеце, приглашающем в гости своего оскорбителя. Октавио, потомок разорившегося гранда, который отдал свое состояние на поддержку короля Энрике, убитого потом врагами, в гневе на короля хочет разрушить его гробницу. Оттуда выходит статуя короля и зовет Октавио с собой. Октавио смело вступает с ней в бой, но она неуязвима. Король указывает Октавио средство разбогатеть, — найти клад, — и тем самым возместить ущерб, нанесенный им своей семье. На прощание он дает юноше руку, каменная десница жжет его, он падает в обморок, а статуя исчезает. Здесь, при различии смысла и характера появления мертвеца, мы встречаемся с вариантом легенды, давшей Тирсо развязку «Севильского озорника», — легенды о Каменном госте. Основная же тема первых трех актов комедии Тирсо — тема легендарного развратника, «Дон-Жуана», с зародышем которой мы встречаемся в пьесах Лопе де Вега «Оправданная надежда» и Хуана де ля Куэва «Клеветник», постоянно эволюционирующая в произведениях испанского театра того времени, но свое полное развитие и оформление нашедшая лишь у Тирсо. Таким образом, при определении источников «Севильского озорника» приходится рассматривать две легендарные струи, впервые сливающиеся вместе у Тирсо де Молина и создающие «Севильского озорника», как целое, а вместе с ним и бесчисленную вереницу «Дон Жуанов» мировой литературы.

В средневековых песнях, фабльо, духовных драмах и фарсах постоянно встречается тип рыцаря-женолюбца, обольщающего всех встречных женщин. Народные предания и рассказы обычно относятся к такому герою иронически враждебно. Достаточно напомнить предание о Роберте-Дьяволе, восходящее к XI–XII веку, в XIII веке получившее стихотворную форму, переработанное в мистерии, драмы и т. п. и в одной из таких переработок переведенное на испанский язык, «Ужасная и поразительная жизнь Роберта-Дьявола» (1569). Сюжет Роберта-Дьявола очень близок к теме «Севильского озорника»: Роберт с дружиной товарищей рыщет по Нормандии, щеголяя перед ними своим распутством и числом жертв своего женолюбия. Подобные легенды существовали и развивались во всех странах Западной Европы. Фаринелли утверждает, что легенда о Дон-Жуане проникла в Испанию с севера, хотя и жалуется, что не может точно указать, как и когда. Нет, однако, смысла разыскивать корни этой легенды повсюду, кроме Испании, когда в самой Испании, и именно здесь, предание об «Озорнике» получает законченность и национальную окраску. Фаринелли (1896) приводит сценарий представления, данного в августе 1615 г., т. е. за пятнадцать лет до первого издания «Севильского озорника», учениками иезуитской духовной школы в Ингольштадте (Германия). Граф Леонсио, безбожник, в шутку подбрасывает ногой череп, приглашая того, кому он прежде принадлежал, на ужин. Скелет является, оказывается дедом Леонсио, пришедшим показать внуку пагубность неверия и бессмертие своей души, и уносит его с собой. Сюжет этот, безусловно, итальянского происхождения, заимствован из народных песен и рассказов, где фигурирует то же имя — Леонцио. Больте (Берлин, 1899), признавая существенные расхождения элементов ингольштадтской постановки с элементами комедии Тирсо, считает, что Тирсо мог вдохновиться той же печатной версией легенды о Леонсио. Но знаменитый испанский ученый Рамон Менендес Пидаль в своей обстоятельной работе («О происхождении „Каменного гостя“») убедительно показывает, что испанская традиционная поэзия настолько богата темами, гораздо более близкими к замыслу Тирсо, что не к чему искать источники, откуда он мог почерпнуть свой сюжет, в других странах и вместе с Фаринелли считать эту легенду северного происхождения и перенесенной в Испанию с чужой почвы.

Среди множества народных рассказов, ходивших по странам Западной Европы, выделяется довольно однородная группа легенд, создавшихся в Гасконии, Португалии и позднее найденных в самой Испании. Содержание приблизительно таково: шутник, ударяя ногой череп, приглашает его на ужин. Мертвец является и в свою очередь зовет оскорбителя к себе на ужин. Тот молится и, прежде чем итти, запасается священными реликвиями; его ждет разверстая могила, мертвец говорит, что гостя спасли только молитвы, но шутник через несколько дней все же умирает от испуга.

В непосредственной связи с этими легендами находится романс, записанный в сравнительно недавнее время. Его герой уже не шутник, озорничающий скуки ради, а светский молодой человек, идущий в церковь полюбоваться «на прекрасных дам» и близко напоминающий дона Хуана Тенорьо, и мертвец приглашает живого, в ответ на его приглашение (чего нет в итальянском рассказе о Леонцио), к себе в гробницу. Но до сих пор все эти легендарные рассказы расходятся с «Севильским озорником» в одной существенной детали: «озорник» приглашает на ужин череп, а не статую.

Легенд об оживающей статуе сохранилось много с античных времен; о них упоминают Аристотель и Плутарх. Известен средневековый рассказ о рыцаре, надевшем обручальное кольцо на палец Венеры (поздней — Мадонны), использованный Мериме, как сюжет его «Илльской Венеры»; статуя сгибает палец и позднее является к хозяину кольца, уже женившемуся, требуя исполнить обещание. Фаринелли приводит легенду о рыцаре, влюбившемся в надмогильную статую молящейся женщины и оскорбившем статую ее мужа, когда он хочет поцеловать жену, муж награждает его пощечиной.

Но здесь зато, как и во всех легендах этого типа, отсутствует приглашение статуей своего обидчика. Недостающим звеном, объединяющим сюжет «Озорника» и мести статуи, им оскорбленной, является народный романс, записанный Менендесом Пидалем в 1905 г. в провинции Леон. Рыцарь по дороге в церковь дергает за бороду статую, приглашая ее на ужин; вечером статуя является и приглашает его к себе, он в страхе едет исповедываться в монастырь Сан-Франциско (упоминаемый в «Севильском озорнике»), и за ужином у статуи последняя читает ему нравоучение, не советуя повторять подобные выходки. Этот романс о «Каменном госте» (это второе заглавие «Севильского озорника» упоминается в одном из вариантов того же романса) кажется Менендесу Пидалю более древней и оригинальной темой, в дальнейшем развившейся в романс о черепе, представляющий теперь особую и законченную традиционную линию. Романс о Каменном госте являет столько общих с комедией Тирсо моментов, что рождается мысль, не пересказ ли это «Севильского озорника». Однако сравнение его с другим романсом, сложившимся действительно на основе комедии Тирсо и носящим его двойное заглавие, показывает, что все характерные детали — имя дона Хуана, его бесстрашие и вся развязка с ужасным мщением статуи отсутствуют в первом романсе и присутствуют во втором.