Т. Михайлова - ПОХИЩЕНИЕ БЫКА ИЗ КУАЛЬНГЕ

– О, Фер Диад, – сказал Кухулин, – вот отчего не пристало тебе выходить на бой-поединок со мною, ведь когда жили мы у Скатах, Уатах и Айфе, вместе стремились мы в каждую схватку, на поле сражения, в бой, поединок, в лес или чистое поле, в чащу или глушь. Так говорил он дальше:

Кухулин:

Фер Диад:

– Довольно нам медлить, – сказал тут Фер Диад, – с какою оружия начнем, о Кухулин?

– Сегодня до ночи тебе выбирать, – ответил Кухулин, – ибо прежде меня явился ты к броду.

– Помнишь ли ты искусные боевые приемы, в которых мы упражнялись у Скатах, Уатах и Айфе? – спросил Фер Диад.

– Воистину, помню, – ответил Кухулин.

– Коли так, начнем, – молвил Фер Диад.

Порешили они начать с искуснейших боевых приемов. Каждый взял в руки изукрашенный щит, восемь охарклесс {252} 252 Охарклесс – Какое оружие имеется в виду, неясно. Высказывались предположения, что это был, предназначенный также и для метания, щит. , восемь копий, восемь мечей с костяной рукоятью, да восемь боевых дротиков. Полетели они в обе стороны, словно пчелы в ясный день, и что ни бросок, то прямо в цель. С самого рассвета до полудня обменивались они ударами и немало притупили оружия о шишки и борта щитов. Все ж, сколько ни бились они, никому не удавалось окровавить иль ранить другого, ибо столь же умело отбивали они удары, сколь и наносили их.

– Отложим это оружие, о, Кухулин, – сказал Фер Диад, – ибо не разрешит оно нашего спора.

– И вправду, отложим, если пришло время, – ответил Кухулин.

Тут, кончив биться, передали они оружие в руки возниц.

– Каким же оружием сразимся теперь мы? – спросил Фер Диад.

– Сегодня до ночи тебе выбирать, – ответил Кухулин, – ибо прежде меня явился ты к броду, – ответил Кухулин.

– Возьмемся тогда за наши блестящие, гладкие, крепкие, острые копья с веревками из прочного льна, – молвил Фер Диад.

– Пусть будет так, – отвечал Кухулин.

Вооружились они боевыми равнопрочными щитами и взялись за блестящие, гладкие, крепкие острые копья с веревками из прочного льна. Принялись Фер Диад и Кухулин метать их друг в друга и не кончали боя с полудня до самого вечера. Как ни искусно они защищались, неотвратимы их были удары, и каждый в той битве истекал кровью и ранил другого.

– Оставим это, о, Кухулин, – сказал, наконец, Фер Диад.

– Оставим, раз пришло время, – ответил Кухулин.

Кончили они биться и передали оружие в руки возниц. Тогда подошли они друг к другу и, обнявшись за шею, трижды расцеловались. Ту ночь лошади их провели в одном загоне, а возницы – у одного костра, и каждый из них приготовил для своего господина постель из свежего тростинка с изголовьем. Вскоре пришли к броду лекари и знахари, чтобы залечить и исцелить их раны. На раны, порезы, язвы и бессчетные следы ударов положили они целебные травы, растения и магические зелия. И половину всех трав, целебных растений и магических зелий, что наложили на его раны, порезы, язвы и следы бессчетных ударов, отсылал Кухулин Фер Диаду на запад от брода, дабы, случись Фер Диаду погибнуть, не говорили ирландцы, что Кухулина лучше лечили.

И от каждого кушания, от каждого доброго, крепкого, веселящего напитка, что несли Фер Диаду ирландцы, равную долю слал он на север от брода Кухулину, ибо меньше людей доставляли тому пропитание. Все до одного подносили ирландцы еду Фер Диаду, лишь бы избавил он их от Кухулина, а к нему лишь раз в день, то есть каждую ночь, приходили люди из Бреги.

Так провели они ночь, а с рассветом поднялись и направились к броду сражений.

– Какое оружие испытаем сегодня, о, Фер Диад? – спросил Кухулин.

– До ночи тебе выбирать, – ответил Фер Диад, – ибо я выбирал накануне.

– Тогда испытаем тяжелые длинные копья, – сказал Кухулин, – быть может удары копья быстрее разрешат наш спор, чем вчерашнее метание. И пусть приведут лошадей, да запрягут в колесницы, ибо не пешими будем сегодня сражаться.

– Пусть будет так, – отвечал Фер Диад.

В тот день они взяли широкие крепкие щиты и тяжелые длинные копья. С самого рассвета до заката каждый пытался пронзить, ударить, опрокинуть и сбросить другого. Если бы птицам случалось летать сквозь людские тела, в тот день могли бы они пролететь сквозь тела героев, и из бессчетных порезов и ран ввысь в облака уносили б они куски их спекшейся плоти и крови. Когда же настал вечер, истомились лошади героев, устали возницы и сами бойцы.

– Оставим это, о, Фер Диад, – сказал Кухулин, – лошади наши истомились, возницы устали, а уж если устали они, как могли б не устать и мы сами.

Так говорил Кухулин дальше: