Эдит Гамильтон - Мифология. Бессмертные истории о богах и героях

— Бог? — усмехнулся Пенфей.

— Да, — ответил Дионис. — Бог тут, он видит, что терплю я.

— Ну, бога что-то подле не видать.

— Он здесь, но нечестив ты — и не видишь.

Разгневанный Пенфей приказал страже связать дерзкого и бросить в тюрьму. Дионис и тогда не стал противиться, лишь заметил, что, причиняя зло ему, Пенфей причиняет зло богам.

Никакие оковы и застенки действительно не могли удержать Диониса. Он обрел свободу и снова явился к Пенфею, чтобы убедить царя признать божественную природу свершаемых чудес и не препятствовать почитанию нового великого бога. Но Пенфей продолжал осыпать его оскорблениями и угрозами, поэтому Дионис оставил упрямца на произвол судьбы, неумолимого рока. Более страшной участи для правителя Фив даже представить было нельзя.

Пенфей отправился преследовать поклонниц бога виноделия в горы, куда те скрылись, сбежав из темницы. К вакханкам успели присоединиться многие жительницы Фив, в том числе мать Пенфея и ее сестры. И вот там-то Дионис показал всю свою жестокость. Он наслал на женщин безумие. Они приняли Пенфея за дикого зверя, горного льва, и во главе с матерью царя кинулись его убивать. Пенфей понял наконец, что все это время тягался с богом и теперь заплатит за это жизнью. Вакханки в исступлении разорвали его на части, и тогда — только тогда — бог виноделия вернул им рассудок. Мать Пенфея осознала, что натворила. Глядя на ее терзания, пришедшие в чувство вакханки, которым стало не до плясок, пения и размахивания тирсами, говорили друг другу:

На первый взгляд, мифологический образ Диониса кажется противоречивым. В одних сюжетах это бог веселья с победным горящим факелом в руках,

А в других — тот, кто

Однако на самом деле обе эти ипостаси вполне соответствуют подлинной сущности бога вина, поскольку вино может быть и благом, и злом. Оно веселит и согревает душу, но вместе с тем дурманит рассудок. Греки видели жизнь без прикрас. Они не могли закрывать глаза на позорные, отвратительные стороны винопития и замечать лишь приятные. Дионис был богом вина, а значит, силой, которая порой толкает человека на преступления и бесчинства. Уберечь таких людей не мог никто, как никто не пытался защитить Пенфея от страшной участи. Но такое ведь и вправду случается, когда разум затуманен вином, убеждали себя греки. Эта истина, впрочем, не мешала им признавать и другую: вино — источник радости, поднимающий настроение, дарящий беззаботную легкость, удовольствие, веселье. Оно всем дает блаженное забвение

Именно двойственной природой вина объясняется амбивалентность самого Диониса, который выступал попеременно в двух совершенно разных ролях — то как благодетель, то как губитель человека.

В ипостаси благодетеля он не просто поднимал настроение. Его целительный кубок возвращал человека к жизни. Чары Диониса вселяли мужество и прогоняли страх, по крайней мере на время. Бог вина воодушевлял причастившихся ему, пробуждая веру в самих себя. Конечно, это счастливое ощущение свободы и своих безграничных возможностей улетучивалось, стоило захмелевшему протрезветь или, наоборот, напиться еще больше, но, пока оно действовало, человеком словно владела некая высшая сила. Поэтому к Дионису люди относились совсем не так, как к другим богам. Они верили, что он присутствует не только вовне, но и проникает в них самих. Под его влиянием человек способен преобразиться и стать подобным Дионису. Вызванная вином скоротечная иллюзия собственного могущества — это лишь знак, намек, указывающий на то, что в человеке скрыто гораздо больше, чем ему кажется, и он «сам может равным богу быть».

Такое восприятие Диониса в корне отличалось от первоначальной идеи, когда служение ему виделось в том, чтобы с помощью вина достичь определенного состояния — развеселиться, забыть о печалях и заботах или напиться до исступления. Среди последователей Диониса теперь появились и такие, кто вообще не употреблял вина. Неизвестно, на каком этапе произошла эта радикальная перемена в сознании, возвысившая божество, которое на короткий миг раскрепощало человека за счет хмеля, до бога, дарившего свободу за счет вдохновения, однако в результате такого перелома Дионис на все последующие времена стал важнейшим богом греческого пантеона.

Элевсинские мистерии, связанные в первую очередь с Деметрой, имели огромное значение для греков. Сотни лет они помогали человеку «жить с радостью и умирать с надеждой», как выразился Цицерон. Но постепенно влияние их сошло на нет, скорее всего, потому, что таинства эти ограничивались узким кругом участников, которые не имели права разглашать сведения о священных обрядах. В конце концов о них остались лишь смутные воспоминания. С культом Диониса все было совершенно иначе. Главные празднества носили в основном открытый характер, и их живые следы сохранились по сей день. Великие Дионисии не были похожи ни на какие другие древнегреческие торжества. Они проводились весной, когда лоза начинала выпускать новые побеги, и длились пять дней. Это были пять дней радости и абсолютного мира. Все привычные занятия на это время прекращались. Никого нельзя было посадить в темницу — пленников и заключенных даже выпускали, чтобы они могли поучаствовать в общем веселье. Но проходили эти празднества вовсе не среди дикой природы, в глухой чащобе, где разворачивались буйные, жестокие оргии и кровавые пиршества, и даже не на территории храма со строго упорядоченными ритуалами жертвоприношений и жреческими церемониями. Местом чествования бога был театр. Диониса славили, разыгрывая спектакли. Величайшие образцы древнегреческой поэзии, входящие в число бесценных сокровищ мировой литературы, были написаны для праздника Диониса. Поэты, сочинявшие театральные драмы, актеры и певцы, воплощавшие их на сцене, считались служителями бога. Спектакли были священнодействием, зрители вместе с авторами и исполнителями совершали обряд поклонения. Предполагалось, что среди публики присутствует сам Дионис; его жрецу отводилось почетное место.