Анастасия Углик - Новый год в России. История праздника

Однако вернемся к тексту Бонча-Бруевича, обработкой которого занимался не один Кононов. Следующим, кто взялся за него, был А. Гутман. Он предоставил свою версию обработки под названием «Ленин на елке», которая появилась в книжке «Морозко», изданной в Свердловске в 1940 году. Начало истории остается прежним, действие происходит все в той же школе. Дерево для праздника срубает и ставит охранник Иван Кузьмич. Затем ребята отправляются к Ольге Петровне, начальнице школы (и совершенно новому персонажу), и задают ей вопрос насчет украшений. В итоге они мастерят их своими руками: Деда Мороза из ваты, различные кораблики и звездочки, снежинки из бумаги. И вот, когда все приготовления готовы, они начинают ждать Ленина: «Вот и елка готова, и темнеть начало, а Ильича все нет и нет». И уже тут нас ожидают радикальные изменения не столько в содержании, сколько в интонации. Причиной опоздания Ленина снова является не вьюга, а покушение бандитов. Но нападавшие отступают, после того как Ильич гордо и мужественно произносит им свою речь: «Я должен быть сегодня на елке. Меня ждут дети». Он говорил это, по словам автора, настолько искренне и с душой, что даже самые злые бандиты отпустили бы его. Избавившись от недоброжелателей, Ленин наконец-то подходит (пешком!) к школе, с головы до ног покрытый снегом. «И ведь он был похож на Деда Мороза», – описывает его Гутман, чтобы дать понять, насколько волшебным он представлялся для окружающих. Ленин опять играет с детьми, сажает их на спину и бегает вокруг праздничной елки: «Кавалерия, за мной! В галоп!» «Елка горела разноцветными огнями. В комнате было светло и шумно. Взявшись за руки, дети и взрослые бежали друг за другом». По окончании празднования он, как самый настоящий Дедушка Мороз, раздает подарки детям. И завершается эта чудесная история фразой: «Это было много лет тому назад, в январе 1919 года. Дети, которые видели тогда Владимира Ильича, уже стали взрослыми. Но никогда они не забудут, как Ильич был у них на елке».

Празднование Нового года было реабилитировано в 1935 году – тогда же начали возрождать и основательно забытое за десять лет разрухи и гонений производство елочных игрушек. В жизнь детей и взрослых постепенно входила новая иконография, новые темы и новые материалы, которые использовались для украшений.

Борьба с буржуазным Рождеством распространялась и на производителей атрибутов ненавистного праздника. Кустарное производство, и без того находившееся в глубоком кризисе, подвергалось активным административным мерам. В 1927 году Московский областной союз потребительских обществ запретил кооперативным магазинам «продажу елочной дребедени и украшение витрин к Рождеству». Артели либо закрывались одна за другой, либо находились на полулегальном положении. По воспоминаниям жителей деревень бывшей Круговской волости (это поселение под Рязанью) – центра кустарного производства стеклянной елочной игрушки в России, – только немногие мастера продолжали в эти годы изготавливать елочные игрушки, и то лишь для своих детей. Большинство же стеклодувных артелей перешло на производство термометров и лабораторного химического оборудования. Мелкие фабрики, например знаменитая Клинская фабрика елочных игрушек в Подмосковье, были закрыты в начале 1930-х годов. Старые – рождественские – игрушки должны были быть изъяты из детских садов и школ.

Триумфальное возвращение елочных игрушек во второй половине 1930-х годов проходило уже под пристальным вниманием государства. Были четко сформулированы те параметры, которым должна была отвечать советская, идеологически выверенная игрушка, – она должна была быть доступной, массовой, эстетичной и нести позитивный пролетарский посыл.

Первый номер журнала «Советская игрушка» за 1936 год подвел итоги прошедшей новогодней кампании: с одной стороны, потребность в елочной игрушке была необыкновенно высокой, с другой – немедленно удовлетворить ее было очень сложно. Описывая убранство елок, прошедших 30–31 декабря 1935-го – в начале января 1936 года в детских садах, школах, домах культуры пионера и школьника, журнал сообщал: на елках были развешаны либо игрушки обычные («пришлось довольствоваться деревянными шарами, мягкими куклами, различными целлулоидными игрушками»), либо самодельные («подвешивали спичечные коробки, папиросные, из-под пудры; все это тщательно закрашивали, заклеивали»), либо старые, хранившиеся дома елочные игрушки («собрали у кого что было; нанесли столько, сколько мы и не ожидали»). Немногочисленные сохранившиеся и подходящие по профилю производства работали день и ночь. 28 декабря 1935 года московский универмаг «Детский мир» торговал елочными игрушками до 11 часов, и столь же оживленно торговля шла вплоть до 2 января (позднее елочные игрушки уже не продавались, чтобы не поощрять празднование Рождества). Вспоминая декабрь 1935 года, заведующий магазином № 8 Москоопкультторга рассказывал: «Буквально каждый покупатель требовал елочных украшений. Это заменялось гуттаперчевыми лебедями, утками, целлулоидными мальчиками, цветными шариками из материи, дореволюционными раскрашенными шариками, парашютистами, картинками, различной деревянной мелкой игрушкой, маленькими медвежатами».

Самыми востребованными игрушками во все времена были Дед Мороз со Снегурочкой и персонажи детских сказок

Главные советские центры производства елочных игрушек – Высоковск, Клин, Нижний Новгород

К следующему Новому году СССР готовился уже сознательно. Сначала включили систему соцсоревнования – ход его постоянно освещался в прессе, особенно на страницах журнала «Советская игрушка». Благодаря участию в нем становились известны имена авторов елочной игрушки – не только передовиков производства, но и художников. Известно имя Б. А. Марковой – автора елочной игрушки «Салют» из мишуры (она представляла собой Спасскую башню, окруженную звездочками салюта из целлофана), художниц Н. И. Юркевич и Е. М. Беляковой, которые придумали ватные пряники с рельефными изображениями советских героев и сценками из революционной эпохи. Но, конечно, ни о каком настоящем авторском праве речь не шла. Цензуру осуществляли художественно-экспертные советы, которые контролировали идейную выдержанность новых игрушек.