Александр Волков - Вампиры Восточной Европы

Предпринимались безуспешные попытки остановить эволюцию вампира. Когда в конце XIX — начале XX в. в Западной Европе пробудился интерес к мистике, к вампиру вернулась часть свойств духа: невидимость (Мопассан, Баринг-Гоулд), призрачность (Херон, Капуана, Форчун), уродливость оживляемого им трупа (Мурнау). Но должного развития эти свойства не получили, и в современной культуре их роль невелика. Нынешние маньяки и оригиналы подражают живым кровопийцам, а не духам и мертвецам.

Согласно гипотезе Кланицая, в XVIII в. вина была переложена с живой ведьмы на мертвого вампира. В наши дни вампир стал живым, и вину с него сняли. Этому посодействовали толкователи вампиризма. Они уделили внимание, во-первых, жертве преждевременного погребения, обижаемой невежами; во-вторых, жертве редкого заболевания, нуждающейся в сочувствии окружающих; в-третьих, обладателю мощной «энергетики», ищущему признания в обществе.

Юэ верно уловила пародийное сходство между вампиром и Христом. Дьявол стремится повторить путь Бога, ставшего Человеком. Но организовать он ничего не способен, вампирская организация, этот плод массовой культуры, нужна ему для очередной маскировки. Ему необходимо сравняться с людьми, а через людей — с Богом. Стивен из «Улисса» (1922) Дж. Джойса в своем бунтарстве обращается к Богу: «Упырь! Гиена!», а в фильме Феррары зависимость вампира от крови сопоставляется с зависимостью человека от веры в Бога — обе, по мысли режиссера, весьма пагубны.

Главного премудрый дух уже добился — ему удалось выдать себя за человека. Теперь он может позволить себе назваться духом («Академия вампиров»), но в новом, очеловеченном смысле — не злым и отвратительным, а важным и полезным.

и чем вампир так не похож на человека, как в своей любви к противоположному полу. Она настолько укоренилась в культуре, что стала казаться само собой разумеющейся и не нуждающейся в обосновании, в отличие от пития крови. Невольно вспоминается архаическая взаимозаменяемость крови и семени, которая прослеживается в мифах. Так, древнеегипетская Исида забеременела от крови, сочащейся из расчлененного трупа (!) Осириса, а в южноамериканском мифе женщину оплодотворила кровь, вытекшая из змея.

В лопарском мифе девушка отвечает на сватовство сына Солнца: «Смешаем нашу кровь, соединим наши сердца для горя и радости». У некоторых индийских народностей во время брачного ритуала из мизинцев жениха и невесты пускали кровь, которой они помазывали друг друга. Иногда эту кровь примешивали к пище для новобрачных. У папуасов Новой Гвинеи муж и жена делали друг другу на лбу надрезы и выпускали кровь. В австралийском мифе охотник, ранивший одну из речных дев, мажет ее тело своей кровью, после чего она не может вернуться в иной мир и становится женой человека.

Все эти обряды, по верному замечанию В.Я. Проппа, знаменовали собой вступление жены в род мужа, а мужа в род жены, то есть имели целью, как и обмен кровью между людьми, достижение кровного сродства.

Мы найдем любовника (любовницу) среди кровососов древности, маскирующихся под человека. Байки о сексуальности Лилит и ламии возникли позднее, но вот у Филострата в «Жизни Аполлония Тианского» (4: 25) описан случай с красивой девушкой из предместья Коринфа, завлекшей юношу Мениппа и оказавшейся эмпусой. Ее подлинный облик открывается благодаря вмешательству Аполлония: «И вот она призналась, что она и вправду эмпуса и что хотела она откормить Мениппа удовольствиями себе в пищу, ибо в обычае у нее выбирать в пищу прекрасные и юные тела ради их здоровой крови» [80] Пер. Е.Г. Рабинович. .

Эмпуса была скорее людоедкой, чем кровососом, но в комедии Аристофана «Женщины в народном собрании» один из юношей, которого тащит старуха, произносит знаменательную реплику: «Ты — чудовище! Пузырь, пузырь ужасный, кровью налитый!» [81] Пер. А.И. Пиотровского. Юноша сравнивает старуху с эмпусой, но в такой форме, что Саммерс не преминул назвать ее вампиром.

В средневековой датской балладе об Оге и Эльсе мертвый жених, навестивший свою невесту, жалуется, что его гроб наполняется кровью, когда она оплакивает их разлуку. Мы уже видели, сколь важную роль играет кровь в любовной магии. Приведу замечательный пример из «Римских деяний». Жена императора рассказывает ему о своей любви к одному рыцарю. Она подозревает рыцаря в колдовстве и боится умереть, если ее чувство не найдет удовлетворения. Император приказывает убить виновника и намазать его кровью супругу. Женщина сразу же исцеляется от недуга. Мы наблюдаем тот же метод, что применялся позднее для обезвреживания ведьмы, но в контексте любовных отношений его смысл яснее: с кровью возлюбленного императрица получает и его самого, обретая покой без измены мужу.

Ламия. Картина Д. Уотерхауса (1905).

Соотнесенность потребления крови с актом любви демонстрирует странноватая трактовка евхаристической трапезы, которую дает Хадевейх Антверпенская (Брабантская), бегинка XIII в.: «Эта связь соединяет любящих так, что один полностью проникает в другого в боли, покое или ярости любви, и ест его плоть, и пьет его кровь. Сердца поглощают друг друга, дух набрасывается с жаром на дух и сразу же овладевает им…»

Приход на дом инкуба и суккуба питием крови не сопровождался (мару я не отношу к демонам-любовникам), однако первые менструации, по рассказу Жана Бодена (XVI в.), могли быть вызваны визитом незнакомца. Одна девица, найденная в луже крови, истекшей из носа и рта, сказала своему отцу, «будто какой-то большой тяжелый мужчина подошел к ее кровати и без всяких церемоний распростерся на ней… на следующий день у нее случились обильные месячные, после которых ее жалобы прекратились». О падкости духов на менструальную кровь мы уже говорили. Ее подтверждает и Парацельс, согласно которому демоны изготовлялись из менструальных выделений.

Перейдя к фольклорному вампиру, мы не удивимся, обнаружив у него любовный пыл. В книге С. Клера и Брофи «Двенадцатилетнее исследование восточного вопроса в Болгарии» сказано: «Сверхъестественно красивые вампиры, которые высасывают жизненные силы у спящих девушек, никогда не существовали в воображении людей, а были придуманы или, по крайней мере, приукрашены сочинителями средневековых романов сенсуальной (чувственной) школы». Думаю, средневековые сочинители здесь ни при чем. Эти красавцы возникли в XVIII–XIX вв. на основе данных, почерпнутых из фольклора. Тамошние вампиры, хотя и не красивы, весьма охочи до женщин.