Истории Черной Земли. Сказки и легенды Анголы

Давно-давно сквозь непроходимые лесные заросли были протоптаны работорговцами дороги в сторону Касанже. Но только теперь впервые, слушая равномерные, протяжные голоса барабанов, люди узнавали, что невольничий рынок не откроется, как бывало, в глубине ущелья, где жили жага, куда раньше сгоняли кнутами людей, проданных в рабство, из селений лунда, киоков, луба, касонго и других народов из края Великих озер, с зеленых равнин, из опаленных зноем краев охотников на антилоп.

И люди, живущие в степях, привыкшие устремлять свободный взгляд в безграничную даль пространства, радовались этой новости. Ведь человек, который живет на равнине, — всегда мечтатель. Дороги земли и дороги мечты уводят его в неведомые края.

А мрачное ущелье Касанже уже давно пропахло кровью — кровью рабов. И люди равнин, оказавшись среди нависших черных скал и не видя перед глазами открытых дорог, испытывали страх. В глубине этого ущелья витали души всех рабов, погибших не только здесь, но и в других далеких землях, за реками и за морями, души всех африканцев, исполосованных кнутами белых господ и истерзанных тоской по родине. Потому что живым или мертвым, но каждый сын Африки обязательно возвращается на родную землю. Теперь на этой земле, откуда они отправились в неволю, души мертвых беседуют с живыми о своей несчастной судьбе. Темными ночами, когда над землей веют легкие ветры, они являются людям Касанже. И все слышат в шорохах леса и в журчанье воды их вздохи и горькие рыдания, ощущают их присутствие даже в том воздухе, которым дышат.

Касанже — это страна призраков!

А ее сыновья, оставшиеся далеко за океаном, таинственным и далеким, там, на американской земле, уже рожденные и выросшие в чужих краях, тоже видят под чуждым темным небом эти несчастные души, превратившиеся в звезды...

Мрачна история Касанже, по людям нравится ее рассказывать. Путники, проходящие по дорогам горного хребта Тала-Мунгонго, рассказывают ее по ночам, сидя на корточках вокруг костров. А некоторые напевают ее, медленно танцуя под печальную и сладостную музыку кисанже, в священные и тихие лунные ночи, когда сама душа парода оплакивает свои несчастья.

Ослепительным ясным утром издали донеслись голоса людей, со всех сторон стекающихся к Тала-Мунгонго. Они прошли длинные дороги из-за реки Кванго, с горячих земель Лунды и Лубы, из других краев, еще более далеких, лежащих па Востоке, там, где живут лесные люди, где ровная линия горизонта превращается в снежные хребты Лунной горы. Шли и шли люди, множество людей Запада, живших на низменности вокруг реки Кванзы и в стране Нголо, с земли народов жинго и оло, для которых жизнь всегда была войной. Шли люди из лесов и с гор, шли люди со всех четырех сторон великой земли.

Голоса барабанов, оповещающие о невольничьем рынке, теперь разносились в горячем воздухе, приветствуя почтенных и знатных людей, которые пришли из богатых краев.

Зоркие глаза работорговцев давно следили за дорогами и теперь с радостью наблюдали, как появляются вдали, на равнине, покрытой еле заметными холмами, первые караваны покупателей. Они прислушивались к пению, доносящемуся издали, неясному и протяжному, и сразу узнавали, что это идут лунда. И туго натянутая кожа барабанов дрожала под умелыми руками барабанщиков, передавая приветствия сыновьям великого Мвата-Мва от властителя Касанже. А с другой стороны приближался караваи киоков, воинственных и жестоких, выходцев из Лунды, которых некогда увлек за собой мятежный голос Кингури. Они шли и распевали свои угрожающие и торжественные песни, и копья их сверкали на солнце так ярко, как будто киоки были у себя на родной земле пли в краю, захваченном у врага.

Уже много дней и ночей воздух страны Касанже дрожал от разных песен. Эхо разносило их по ущелью и по склонам горы, сообщая о том, кто пришел на Тала-Мунгонго за женщинами бангала, которые вскоре разойдутся по другим странам, узнают другую судьбу и разнесут во все концы земли память о своем народе.

Прислужники вождей, уже прибывших на невольничий рынок, рубили ножами и топорами стволы деревьев, строили хижины для почтенных людей, а простые люди спали вдали от них, вокруг костров, прямо под открытым небом. Старые рабыни с отвислыми сморщенными грудями и мозолистыми руками толкли в ступках белую маниоку, пекли на углях куски тыквы и подрумянивали в огне початки маиса. Молодые женщины с калебасами па головах носили воду из ручья неподалеку, по такой узкой тропинке, что по ней можно было пройти только гуськом. Мальчишки занимались сбором сучьев и высокой травы, из которой делались стены и крыши хижин. А катумы, прислужницы вождей, украшенные символами их власти, разворачивали и раскладывали под навесами циновки, на которых будут спать их повелители и возлюбленные повелителей.

К вечеру постройки были готовы, и лагерь протянулся во всю длину ущелья Касанже.

А когда на небе зажглись первые звезды и луна пролила зеленый свет на землю и на людей, снова загремели барабаны, возвещая, что невольничий рынок открыт. Всюду запылали костры, и девушки бангала подошли поближе к огню. Теперь они должны были петь и танцевать, озаренные колеблющимся светом костров, чтобы богатые чужеземцы, старые вожди и молодые люди из далеких стран, могли их получше разглядеть.

Жадные взоры заскользили по обнаженным телам. Девушки, принужденно улыбаясь, медленно двигались но кругу, и поющие рты их, чувственные и пухлые, приоткрывались. Тут же вожди предложили первую цену, которую работорговцы встретили насмешками. Но все равно сделки, сопровождаемые спорами и бранью, совершались. А рабыни все улыбались, глядя на мужчин настороженно и испытующе.

Но вот раздались призывные звуки больших барабанов, атабака, и девушки начали танцевать. Их тела прикрывали только узкие набедренные повязки. Медные браслеты и кольца звенели и сверкали на запястьях и на лодыжках. Будущие хозяева предлагали им пальмового вина, которое возбуждало больше, чем музыка. Мужчины смотрели на томные движения девушек. Они видели, как дрожат их груди, извиваются тела, похожие на змей, как кроткие и печальные глаза их, глаза газелей, вспыхивают при свете костров. И вдруг будто кто-то подстегнул рабынь: плавные движения, сменившись в одно мгновение, стали резкими, порывистыми. Девушки начали дергаться в сладострастном неистовстве, словно обожженные пламенем, а из груди их вырывались песни, больше похожие на стоны. Затем так же неожиданно они все одновременно остановились. Теперь они смотрели на мужчин пьяными, тревожными и соблазняющими взглядами. Вожди, еще не приняв решения, посмеивались, пили все больше вина и в раздумье курили длинные трубки.

Потом среди шума, смеха и восторженных восклицаний они приближались к этим женщинам, которых первыми вывели на продажу и которых могли купить только самые богатые люди. Они ощупывали бедра, животы и груди, чтобы убедиться в упругости мышц. И снова шел торг, повышались цены и совершались сделки, слышалось хлопанье ладоней, насмешки и крики радости.