Грузинские народные предания и легенды

В этом предании юноша, впервые увидевший смерть (смерть отца или убитого на охоте оленя) и узнавший о ее неизбежности, уходит из дому в поисках страны, где можно найти бессмертие. Попадая к чудесному ворону, оленю и дубу, он отвергает предложенную ему возможность долголетия и, перейдя через реку, попадает к чудесной девушке, которую зовут Турпа, т. е. прекрасная. Он узнает, что она так же стара, как мир, однако, очарованный ее красотой, просит разрешения остаться с ней. Бессмертная дева предупреждает юношу, что "земля свое возьмет", что человек не сможет вынести бессмертия. Юноша остается с ней. Проходит тысяча лет. Юноше они кажутся несколькими днями. Затосковав по матери, он уходит, надеясь вернуться. Возвратившись домой, он чувствует свое одиночество в ставшем чуждым ему мире, съедает яблоки, данные ему девой, и умирает (по некоторым вариантам — возвращается к деве).

В шотландском предании "Фаркуер Мак-Нейл" фермер нечаянно попадает к феям. Также нечаянно через шестьсот лет он возвращается домой. Никто не помнит об его исчезновении. "Это так его сразило, что кости его внезапно рассыпались в прах и он рухнул кучей золы на пол" [53] Шотландские народные сказки и предания, пер. с английского М. Елягиной-Кондратьевой, М., 1967. .

Тот же мотив встречается и в ирландских сагах. Герой Кондла Прекрасный, прыгнув в стеклянную ладью по зову девы, попадает в "страну блаженства, страну живых, где нет ни смерти, ни невзгод" [54] Ирландские саги, II, испр. изд. Перевод, предисловие, вступит, статья и комментарии А. А. Смирнова, М-Л., 1933, стр. 229-233. . Другой герой, Бран, сын Фебала, со своими друзьями пускается в море по зову неведомой прекрасной девы, певшей ему об острове, где нет горести и обмана, где живут "без скорби, без печали, без смерти, без болезни, без дряхлости". Они прибыли на этот остров, и "им казалось, что они пробыли там один год, а прошло много-много лет". Подобно герою грузинского предания, тоска по дому охватила одного из них, и они собрались в обратный путь. Тщетно отговаривала их дева. Тогда она предупредила их, чтобы они остерегались касаться ногой родной земли. Однако один из героев, не выдержав, прыгнул из ладьи на берег. Едва коснулся он земли Ирландии, как тотчас же обратился в прах [55] Ирландские саги, II, испр. изд. Перевод, предисловие, вступит, статья и комментарии А. А. Смирнова, М-Л., 1933, стр. 237-246. .

По мнению А. А. Смирнова, в основе образа "блаженной страны" лежит без сомнения исконно кельтское верование, но в caгax описания ее осложнены христианскими и, быть может, античными образами и представлениями. Есть в них и примесь скандинавской мифологии [56] Ирландские саги, II, испр. изд. Перевод, предисловие, вступит, статья и комментарии А. А. Смирнова, М-Л., 1933, стр. 37. .

Очень любопытно совпадение некоторых деталей в грузинском предании и ирландской саге: стеклянная ладья героя Кондла и стеклянный дворец девушки нашего предания; яблоки, фигурирующие и здесь, и там как средство продления или прекращения жизни. В вариантах грузинского предания в стране бессмертия живет лишь дева, а иногда ее служанка или мать. В Ирландии это "женская страна". И самое главное: грузинское представление о том, что "земля свое возьмет", находит полную аналогию в саге о Бране, где прикосновение героя к земле превращает его в прах.

Проф. А. Хаханашвили в своих "Очерках" уделяет особое внимание этому преданию, приводя очень любопытные и близкие параллели — аварскую и японскую сказки [57] А. Хаханов (Хаханашвили), Очерки по истории грузинской словесности, вып. I, Народный эпос и апокрифы, М., 1895, стр. 112-115. .

М. Чиковани сопоставляет грузинское предание с эпосом о Гильгамеше, в частности с мотивом встречи ищущего бессмертия Гильгамеша с Сидур. Последнюю он сравнивает с матерью героя грузинского предания, пытающейся отговорить героя от поисков бессмертия. На наш взгляд, эта аналогия вполне закономерна, но с богиней Сидур значительно больше общего у божественной девы грузинского предания, которая предупреждает героя о том, что смертному не дано вкушать бессмертие, что "земля свое возьмет". Совершенно верна и вторая аналогия с грузинской средневековой повестью "Мудрость Балавара". Впрочем, М. Чиковани не делает окончательных выводов из этих аналогий, отмечая лишь, что "сюжет ищущего бессмертие не чужд грузинской словесности, и он мог существовать не только 300 лет тому назад (т. е. в XVII в. — Е. В.), а до создания версий "Мудрости Балавара"" [58] М. Чиковани, Сюжет ищущего бессмертия юноши в древнем фольклоре и литературе, М., 1963, стр. 164. . В то же время Чиковани упоминает индийскую, китайскую, японскую, венгерскую и итальянскую параллели [59] М. Чиковани, Сюжет ищущего бессмертия юноши в древнем фольклоре и литературе, М., 1963, стр. 164. . Проблема эта требует дальнейшего изучения. Не менее важны и близки шотландские и ирландские параллели, приведенные нами выше.

Археологические раскопки последних десятилетий показали, что так называемые картвельские племена, из которых сложился современный грузинский народ, с древнейших времен являлись обитателями Закавказья; доказана глубокая древность и преемственность их культуры на Кавказе. Однако известно, что Закавказье, и, в частности, Грузия, находившаяся на стыке культур Востока и Запада, издревле являлось местом столкновения интересов многих народов. Культура Грузии носит следы интенсивного общения и связей со странами Древнего Востока, Ираном, Грецией, Римом, Византией, Аравией, Турцией, а позже — с Западной Европой и Россией.

Все это, так же как наличие крупных и веками существовавших центров грузинской культуры в Греции, Палестине и на Синае, позволяет ставить вопрос не только о типологической общности некоторых сюжетов, но и об общности, явившейся результатом общения народов.

Говоря о некоторых фольклорных памятниках Грузии, необходимо учесть и богатую грузинскую и переводную литературу, насчитывающую 16 веков существования. Такие произведения, как "Витязь в тигровой шкуре", "Висрамиани", "Амиран-Дареджаниани", грузинский перевод "Шахнаме", "Мудрость Балавара", "Калила и Димна", "Мудрость вымысла" и многие другие, не только носят следы фольклорных влияний, но сами переходили в фольклор. Нередко популярность их была столь велика, что создавались их народные версии, в устной традиции дошедшие до нашего времени.

Широко распространенный цикл преданий о Соломоне Мудром в нашем сборнике представлен преданием "Мужик и Соломон Мудрый" (№ 187). К нему же относится предание о Соломоновой жене и трех рабах, "О мудром мальчике", связанные с известным индийским сказочным сборником "Викрамачарита" [60] Е. Вирсаладзе, Материалы к истории..., стр. 375-380. .