Грузинские народные предания и легенды

Мужик догадался, что заехал в пристанище каких-то духов, и решил поскорее убраться оттуда. Но, вернувшись к лошади, возле нее он увидел красивую женщину, которая сидела и расчесывала свои волосы. Эта встреча привела его в еще большее смущение. Женщина была каджи. Она начала просить человека, чтобы он взял ее с собой. Как ни отказывался он, все-таки в конце концов вынужден был исполнить ее настоятельную просьбу. Каджи без всяких усилий вскочила на лошадь и уселась позади человека. Приехали они домой и зажили вдвоем как муж с женой. Жизнь их текла мирно и согласно, хотя человек и зависел во многом от жены-каджи: так, он ездил в город лишь в том случае, если она разрешала то или приказывала, а по своему усмотрению не смел этого делать. Зато мужик всякий раз возвращался с большим барышом, отчего и разбогател. Вскоре после этого решился он прогнать каджи. Ушла она в лес, но вместе с ней исчезло и нажитое богатство.

Однажды один дворянин А — ни ехал верхом ночью. К нему подсел сзади чинка [169]мужского пола, которого тот, не теряя присутствия духа, совершенно хладнокровно связал поясом, привез домой, бросил в пустой винный кувшин, зарытый в землю, и закрыл.

Держал он своего пленника в кувшине долго, до тех пор пока чинка не дал клятву, что никогда и никого из его домашних не тронет и вообще не причинит его дому никакого вреда. Но, упоминая обо всем, что только принадлежало этому дворянину, он не упомянул об огне.

После данного им обещания чинка был освобожден. Отойдя на некоторое расстояние, он крикнул:

— Каждую каланду [170]пусть тухнет у тебя огонь!

И действительно, с того времени в доме этого дворянина и его потомства на новый год, в день каланды, утром дрова горят плохо и вообще огонь разводится с трудом.

Род Нараани в Хаде [172]обитал издревле. Приручили они дэва. Однажды косили они сено на горе. Взялся за него, оказывается, дэв ночью и перетаскал на вершину горы все стога.

Подумали про себя те почтенные люди: "Что бы ему не наверх, а вниз перетаскать то сено!" На вторую ночь все перетащил он вниз, говорят.

Кормили они его хорошо, и помогал он им постоянно в работе. Сварят, бывало, ему пищу и у очага, в тепле, в золе, схоронят, как в прежние времена делали, говорят. Так хранили ему пищу. Как уснут все, придет он ночью, достанет и ест себе на славу. Наратдэвом его звали по роду Нараани, что его приручили.

Ушгульская Ламария [174](так называют сваны богородицу) была очень и очень красива. Крепко полюбилась она дэву, и захотел он на ней жениться. Но Ламария не была согласна и отказала ему. Не сумев словами добиться желаемого, дэв решил силой подчинить себе Ламарию. Выбрал он самое узкое место в ущелье Ингури [175], между селами Кала [176]и Ушгули [177], выложил стену и преградил путь течению Ингури.

Воды набралось столько, что уровень ее достиг села Ушгули и волны перекрыли всю долину.

Сильно обеспокоились поселяне. Вода унесла все посевы. Рассердилась тогда Ламария и выпустила против дэва своего барана [178]. Лагурка [179]из села Кала дал ей в помощь своего. Разбежавшись с двух сторон, ударились они об стену и пробили ее.

И сейчас сваны показывают остатки этой стены. И я их видел издали, так как подойти к ним близко невозможно. Но издали они и впрямь походят на стену, сложенную из камней и скрепленную известью.

Обошел Джамагидзе весь лес, да нигде не приметил дичи. Наступала ночь, а он не решался вернуться домой с пустыми руками. Вот промчалось стадо оленей. Выстрелил он из ружья, олень перевернулся и упал.

Теперь уж нельзя было идти домой. Стащил он оленя недалеко оттуда, к берегу Иори [181], где у дороги был маленький источник. Зажег огонь, вздел оленьи шашлыки на деревянный вертел и сам подсел к огню.

Через некоторое время раздался треск. Кто-то шел с другого берега, ломая сухие ветви деревьев. Перешел вброд Иори, вышел из реки возле Джамагидзе, подошел не спросясь... Дэв был это — настоящий дэв, покрытый щетиной.

— Подай сюда мне этот шашлык, — сказал дэв Джамагидзе.

Джамагидзе молча подал ему один вертел. Дэв одним движением пасти снял весь шашлык с вертела — проглотил. За одним вертелом — другой, за другим — третий, но брюха все же не наполнил и сердито забурчал:

— Подай сюда пол-оленя, зажарим его.

Подчинился Джамагидзе его велению. Делать было нечего!

Зажарил он половину оленя. Не успел и глазом моргнуть охотник, как проглотил дэв пол-оленя и подтянул к огню вторую половину.

"Он и меня без сожаления проглотит, — подумал испуганный Джамагидзе, и волосы у него встали дыбом. — Надо бежать". Но как бежать, этого он и сам не знал.

Захотелось напиться дэву, и повернулся он к Джамагидзе:

— Где тут вода?

— А вот там источник! — указал Джамагидзе.

Дэв встал. Джамагидзе незаметно встал за ним и прицелился.

Как нагнулся дэв, стал пить воду из источника, выстрелил охотник и попал ему в лопатку. Выстрелил вторично. Дэв упал и скатился в ущелье Иори.

— И третий... — крикнул дэв.

— В третий раз пусть святой Георгий [182]стреляет! — крикнул в ответ Джамагидзе и бросился наутек домой.

Бездыханного дэва унесли волны Иори.

Из рода Бохеени [184]были жители села Геби [185]Тази, Темира и Мамуко.

Пошел на охоту Тази, взял с собой сына. Зажгли они ночью костер в лесу. В полночь пришел косматый дэв и присел у огня. У Тази ружье меж колен лежало. Прицелился он и выстрелил. Грянуло ружье, и растянулся дэв на пригорке.

— Еще раз пальни, — говорит дэв Тази.

— Нет, отец не велел в другой раз стрелять [186].

— Увы, горе моей матери!

(Оказывается, если выстрелит он вторично, — исцелится дэв.)

На второй день спустился Тази в ущелье, обрезал дэву уши. Тот проклял его, говорят:

— Род Бохеени пусть не множится и не вымирает! [187]

И вправду, пока жили они в том селе, никак не множился их род.

Картины пиров и быта дэвов имеются и в грузинском эпосе об Амирани (Чиковани, 1947, стр. 210):