Василий Старостин - Русь Богатырская: былинные сказания

Змей заизвивается в мучительных корчах,
В ярости бессильной на пахаря взвоет
И вперед рванётся укрощённый.

Борозду-огромину пахарь пролагает,
Сваливает в борозду и леса и горы,
Равняет долины, крушит скалы,
Ровное поле вслед за ним ложится.
Вороной железной поле боронует,
Крошит каменья Кожемяка,
Их в песок да глину растирает.

Сила змеиная потом кровавым
Льётся-истекает на пашню ручьями,
Поле заливает, землю питает.
А земля-землица полив принимает,
В силу плодородную обращает,
В чернозём тучный-хлебородный.

Так-то Кожемяка для деда Микулы
Распахал все горы в широкое поле.
Горные кручи, бесплодные каменья
Посровнял с землёю вместе с лесами,
Степью пораскинул до Русского моря.

Пахарь за Карпатские принялся за горы.
Змей на работе обессилел,
Исхудал-избился на такой на пашне.
Стал недвижим он, стала и работа.
Сколь ни грохочет Микша громами,
Сколь ни гвоздит он молниями Змея,
Всё без пользы: Змей вперед ни шагу!

Змей изнурился, а хитрость в нём осталась.
Вот он умыслил одурачить Микшу.
Лёг на сыру землю, завыл-застонал он,
Запросил у пахаря передышки:
«Отпусти меня ты, Микша Кожемяка,
Отпусти на самое малое время,
Отпусти напиться во Днепре водицы.
Я тогда воскресну, силою воспряну,
Допашу всю пашню тебе, Кожемяка!»

Микша — юный пахарь — молод он, доверчив,
На Змеёву просьбу согласился:
Выпряг он Змея, дал ему волю.

Ко Днепру рванулся Змей свободный
Вместе с коварной, тайной задумой:
«Как пойду да лягу поперёк Днепра я,
Запружу широкий Днепр запрудой,
Водам днепровским к Русскому морю
Путь загорожу я, не дам пробиваться!
Из берегов тогда Днепр повыйдет,
Полою водою Русь позатопит,
А Кожемяку волнами смоет!
Буду тогда я снова вольным,
Полечу крылатым да по всей вселенной!»

С радостью-весельем быстрым перемётом
До Днепра широкого Змей переметнулся,
Лег поперёк он водам запрудой,
К берегам прижался, ко дну придавился.

Мечутся днепровские запертые воды.
Вздулся Днепр широкий, волнами он ходит,
Пенными валами о запруду бьётся:
Рвётся перелиться Днепр через Змея.
Змей не пускает: на глазах растет он,
Растет-раздувается, делается выше...
Нет, не будет ходу Днепру через Змея!

Беду таковую видит Кожемяка.
Взял он свою молнию, слово ей молвил,
Сам на блискучую на неё садился.
И сверкнула молния мысли быстрее,
До Днепра кипучего доносила Микшу.

Соскользнул на берег Микша перед Змеем,
Грохотом-громами над ним разразился:
«Хитрый-лукавый Змей ты обманщик,
Прочь из вод днепровских, вставай-поднимайся!»

Змей Кожемяку не желает слушать,
Из Днепра подняться он не хочет.
Грозные-слепые водные хляби
Ходят и волнуются, и бушуют.
Вот из берегов они скоро уж повыйдут,
Вот разольются по тем новым пашням,
Вот они потопят и всю Русь святую.

Перед бедою этой перед грозной
Микша Кожемяка не устрашился:
За громы, за молнии за свои хватался.
Изгвоздил он молниями враждебника Змея,
Выбил из Змея дух последний.

Как из Змеища дух повышел,
Так и запруда поопала.
Только Змеёвы остались останки.
Стали они каменной твердой грядою.
Понабрался силы Днепр ревучий,
Перекатил свои бурные воды
Через тот остов окаменелый.
Так и появились днепровские пороги!

Мы же будем славить немеркнущей славой
Дивного работника Кожемяку
За его победу над злодейством‚
За труд, за работу, за дивную пашню!

В давние, далёкие быванья,
В древнее, седатое время
Жили на белом свете
Буйные-отважные скифы.
Помыслом были богаты,
Воображеньем щедры.
Дивные сказанья породили
О богатырях, о нартах.
Скифы исчезли, да остались
Вечные бессмертные сказанья,
Скифские сказанья о нартах
Живы, нетленны, любимы
Посреди кавказских народов.
Древнее скифское творенье
В наших откликнулось былинах
Богатырём Святогором.
Славные нартские сказанья
От осетин, от кабардинцев
Ныне навеяли мне мысли
О Святогоре-нарте.
Я же по тем навеям
Песню пропеваю эту
О неустрашимом нарте,
О богатыре Святогоре.

Жили-были славные нарты
Возле горы высокой,
Возле Вершины Счастья.
Жил среди нартов старец,
Старенький кузнец, а искусный.
В рудную душу проникал он,
Знал-понимал язык железа.
У кузнеца семейство
Было восемнадцать ребятишек.
Выросло восемнадцать
Быстрых да славных нартов.
В битвах они отважны,
На лесной охоте — удачны,
На всех работах ловки.
Только в одном неудача
Старшего брата постигла:
Младшие все переженились,
Этот невесты не находит.
Все-то его на смех поднимают:
«Вот неженатик—неудачник!
Вона бредет Несчастливец!»
Тут и рассердился неудачник:
«Я, — говорит, — людей не хуже.
Я себе жену добуду тоже!»

Вот и коня подобрал он.
За Кубань-реку он заехал.
Между Днепром и Волгой
Долго Несчастливец скитался.
Был и на тихом Дунае:
Не отыскал себе невесты!

В северные дальние страны
К самому морю заехал,
К бурному морю ледяному.
Там он обрёл себе счастье:
Выискал-выбрал невесту —-
Девку-великанку Поморянку.

Эта великанка Поморянка
Нартам пришлась не по нраву:
Сильно белолица девица,
Волосы желтее солнца.
Этих белянок-великанок
Нарты отродясь не видали.
Стали молодых они чураться,
Саклю обходить стороною.
мужа. незадачливого нарта,
Снова зовут Несчастливцем,

Жил и живёт Несчастливец
И в стране родимой — пришелец,
Хмурый, одинокий отчужденец.
Лишь одну мечту он лелеет:
Сына он ждет от Поморянки.
Сроку желанного дождался
Тихий-молчаливый Несчастливец.
Вызвал он мудрую Шатану
Принимать дитё от роженицы.

А и народился ребятёнок,
Всем-то дитё на удивленье.
В первый же миг нарожденья
Вырвался он из рук со смехом.
Бегает-скачет младенец.
А за ним степенная Шатана
Мечется, поймать его тщится.
Ну и попрыгай народился!
Вот к очагу он подбегает,
Жар там несносный пылает,
Угли горячие сверкают.
Миг — и несмышлёныш дивный
В пламень-огонь запрыгнул.
Вскрикнула от ужаса Шатана.
Руки у неё опустились.
Ноги у неё подкосились.
Чувства от испуга лишилась.

Встала с лежанки Поморянка.
Ни у неё в голосе крика,
Ни у неё в сердце тревоги,
Таковы слова говорила:
«Ты очнися, матушка Шатана!
Тут беды ещё не случилось!
Если сгорит в огне мальчонка,
Значит, он того и достоин!
Если же огонь-жар палючий
Сына моего не затронет,
Значит. я витязя родила!
Будет богатырь он дюжий,
Славный герой неустрашимый!
Матери, мне, — на радость!
Нартскому народу — на славу!»