Давид Сасунский

Так месяц прошел, и другой прошел…
Ована тогда жена, Сариэ,
Ибо мальчик Давид красивым был,
Заглядясь на него, ему говорит:
— Ты должен ко мне в опочивальню прийти. —
Но ей в ответ Давид говорит:
«Ведь ты — моя мать, а я тебе — сын».
Сариэ говорит: — Пойду голову мыть,
А Давид пускай на меня воду льет,
Как тело мое увидит Давид,
Так в сердце его и грех войдет. —
И Давида зовет, пусть он воду льет.
Но глаза свои Давид прикрыл,
Чтобы наготы не видать, греха не принять,
Так, глаза закрыв, он и воду лил.
Как помылась тогда Ована жена,
Повернулась она, увидала она,
Что плотно закрыл Давид глаза;
Зарыдала она, стала волосы рвать,
Все лицо свое разбила в кровь,
Домой пошла и села там,
Пока ее муж не пришел домой.
Ован говорит: — Что с тобой, жена? —
Та ему в ответ: «Как иначе быть?
То-то верила я, ты сына дал,
И не знала я, ты мне мужа дал».
Ован говорит: — Эй, смотри, жена!
Быть не может так, говоришь ты ложь. —
Жена в ответ: «Говорю я не ложь.
Давид на меня сам руку занес,
Но я тогда ему не далась».
— Коль так, к вечеру я прилажу дверь. —
Ован к вечеру приладил дверь,
Пришел Давид, увидал, говорит:
«Мог бы, дядя, я ударить ногой,
И дверь и ты сам провалились бы вдруг,
Но как же мне быть, не ты виноват,
Но злая жена обманула тебя».

Сделал Давид себе стрелы и лук,
На охоту пошел за город в поля,
То ли каждый день охотится он,
Убивает он перепелов, воробьев,
К старухе одной под вечер идет,
Той, что милой была его отца.
Старуха та ему говорит:
— А зачем ты, Давид, по моей грече ходил!
По грече ходил, мою гречу помял. —
Давид говорит: «А как же мне быть?»
Старуха тогда Давиду в ответ:
— Ведь был твой отец могучим царем,
И много имел скота и добра.
А как помер отец, и по сей самый год
Мысрамэлику Ован податей не платил.
Мысрамелик теперь за ними пошлет,
И заплатит Ован подать за семь лет.
Уснул Давид и спал до зари:
На рассвете встал, лук и стрелы взял,
На гречу пошел, перепелку убил.
Мысрамэлика ж посол, именем Козбадин,
Пришел, отворил ворота казны,
И казну считал, унести хотел.
Старуха пошла, увидала посла
И что в грече Давид перепелку убил,
Говорит: — Давид, чтоб тебе да пропасть!
Только есть у меня, что греча моя,
Хлеба куска ты лишаешь меня.
Если ты удалец, так поди, посмотри,
Мысрамэлика посол, именем Козбадин,
Там отца твоего уносит казну. —
Давид ей в ответ: «А где он? Покажи».
Старуха тогда Давида повела,
Вернулась сама, а Давид увидал,
Что посол Козбадин считает казну.
Как завидел Давид,
Кровью взор налился,
Рассердился, сказал:
«Ты встань, Козбадин, а я буду считать!»
Не встал Козбадин.
Занес руку Давид, его за руку взял
Да как бросит его до самых дверей.
А сам присел и меру — вверх дном,
Палкой дно высадил,
Золото высыпал,
Не оставил ни денежки,
Пустую меру повернул, сказал: «Это — раз!»
Козбадин говорит:
— Ован, отгони мальчишку прочь,
Надо платить, так плати подать за семь лет,
Коли нет, так пойду, Мысрамэлику скажу,
Он придет и Сасун разгромит, разобьет,
За Мысыром другой он построит град. —
Рассердился Давид, он на ноги встал,
Козбадина в лоб он мерою — хлоп,
И губы прочь отрезал ему,
И зубы в лоб ему вбил да сказал:
«К Мысрамэлику ступай, ему дай ответ,
Пусть, что хочет он, то теперь и творит».

Поднялся Козбадин, к Мысрамэлику пошёл.
Женщины глядят: Козбадин идет,
Словно рот он открыл, хохочет точь-в-точь.
Говорят: «Вот, забрал подать за семь лет».
Козбадин как пришел, близко к ним подошел,
Увидали они: у него губ-то нет,
И зубы его ему вбиты в лоб.
Тут они говорят:
«Ты отколь, Козбадин, вперевалку бредешь?»
Козбадин им в ответ:
«Что вам знать, я отколь вперевалку бреду.
От Сасунской страны наводнению быть».
К Мысрамэлику потом пошел и сказал:
«Не дает нам Давид подать за семь лет,
О тебе говорит: пусть что хочет творит».
Мысрамэлик послал бирючей ходить,
Войска собирать, повсюду кричать:
«Мне должно собрать полторы тысячи
Новорожденных детей,
Мне должно собрать полторы тысячи
Безусых юнцов,
Мне должно собрать полторы тысячи
Темнобородых мужей,
Мне должно собрать полторы тысячи
Белобородых мужей».
Сказал, собрал, в одно место всех свел,
Войско повел в город Сасун,
Палатки свои среди поля разбил
И к Овану своих гонцов послал.
Говорит: — Ован!
Коли подать платить, по чести плати,
Не заплатишь — пойду, разгромлю Сасун,
За Мысырой другой построю я град. —
Говорит Ован: «Не хотим воевать,
Кто готов воевать, так только Давид,
Потерпи, погоди, мы спросим его».
Давид говорит: «Казны отца не отдам,
Мысрамэлик пускай что хочет творит».
Давиду Ован тогда говорит:
— Коли так, Давид, в эту ночь они
Придут, нападут, разгромят наш град.
Давид в ответ:
«Все идите домой, ложитесь спать,
А я на заре пойду воевать».

Разгневился Давид,
Всю ночь он не спал,
На рассвете встал, лук и стрелы взял.
Как собрался пойти, старуха ему:
— Давид, ты куда? — А Давид в ответ:
«С Мысрамэликом я воевать иду!»
— Что же есть у тебя? только стрелы и лук?
С Мысрамэликом ли так хочешь ты воевать? —
«Да ведь нет у меня ни коня, ни меча».
Старуха в ответ: — Да побьет тебя Грох! [1] Грох — буквально: писец, вероятно, имя языческого бога (может быть, тождественно с именем Тира).
Достоин ли ты отца своего!
У отца твоего был конь Джалали,
Молния-меч,
Головной убор,
Золотой кафтан,
Пояс ал,
Божья матерь была Марутская с ним,
Патараза [2] Марут — гора; Патараз — вероятно, имя языческого бога. крест в деснице его. —
Говорит Давид: «Где, старуха, все?»
— Пропади твой дом, отнял дядя все!
Не отдаст добром он твоих вещей.
Ты поди, схвати дядю за'-ворот,
На своем настой, силой все возьми! —
К Овану тогда Давид пошел,
Руки поднял, дядю за'-ворот взял,
Так что ноги того от земли взнеслись,
«От тебя, говорит, дядя, требую:
Божью матерь верни мне Марутскую,
Патараза крест, что в десной был отца,
Коня Джалали,
И меч-молнию,
Головной убор,
Золотой кафтан,
Алый пояс мой!
Не отдашь добром, возьму силою!»
Тут Ован в ответ:- Пропади, Давид!
Не твои то слова — подучили тебя.
С того самого дня, как твой помер отец,
Я не видел нигде коня Джалали,
Мысрамэлика страшась, его в стойле держал;
Мысрамэлика страшась, я заделал дверь,
Через ердик [3] Ердик — верхнее окно (на плоской крыше). ему мы корм даем.
Если силен ты, если властен ты,
Так поди: пред тобой — дверь раскроется. —
Пошел Давид, ударил ногой,
Ударил ногой, и распалась стена.
Хотел потрепать коня по бедру,
Но, Давида конь не признав, взметнул,
По стене лягнул, — та обрушилась.
Зарыдал Давид, зарычал, говорит:
— Ах, что делать мне, чей ты, конь Джалали!
Думал я, ты меня на войне спасешь. —
Повелел господь, конь в ответ сказал:
«Коли так, Давид, послужу я тебе.
С того самого дня, как твой помер отец,
Твой дядя Ован ходил за мной,
Содержал меня как будто в тюрьме,
Ты ж скребницей меня хорошенько почисть».
Потрепал Давид коня по бедру,
Был кругом от кур по локоть помет,
Но вывел коня под солнце Давид;
Поскакал и стал у ворот дворца.
Вышел дядя Ован, все, что должно, принес:
Головной убор,
Золотой кафтан,
Пояс ал
И меч-молнию.
Говорит: — Давид, Патараза крест
В сундуке лежит.
К сундуку пойди,
На колени стань,
Богу помолись.
Коль, подобно отцу, праведен ты,
На десницу твою сам придет, возблестев,
Патараза крест.
И Давид пошел, на колени стал,
На колени стал, зарыдал, завыл…
Повелел господь: Патараза крест
Полетел и сам на десной осел.