Земное тепло (Мансийские сказы)

Промчалась мимо неё упряжка в первый раз — успел Лейко только заглянуть в глаза Тученбалы, промчалась в другой раз — зажёг Лейко в её руках сосновую веточку, промчался в третий раз — подхватил он на руки Тученбалу, посадил на свою упряжку и умчался.

Закричал Хозумко не своим голосом, зазвенел бубен, залаяли собаки, опомнились женихи и бросились на своих упряжках догонять белых оленей. Да где там!

Много лет прошло. От горя состарился Хозумко, совсем ленивым стал, не спал по ночам, всё звал к себе шамана Янко, всё спрашивал его, какие он сны видел, только про Тученбалу не спрашивал, боялся сердце тревожить, но не выдержал, простонал:

— Не снилась ли тебе Тученбала? Не знаешь, куда увёз её этот отчаянный парень на белых оленях?

Засопел шаман Янко, закряхтел.

— Чего молчишь? Или вместе с вкусным мясом моих оленей проглотил свой язык?

Не выдержал таких горьких слов шаман, присел к Хозумко поближе.

— Говори, не бойся. Всё равно знаю — не вернётся больше Тученбала в мой чум. Разве сможет она забыть такого храбреца!

— Увёз её Лейко к земному теплу. Видел я во сне: пламя огромное из земли вырывается, а над ним Тученбала хозяйкой ходит. Как взмахнёт она рукой — пламя к земле прижимается, как поднимет руку — языками огненными пламя облака лижет.

— Может ли такое быть? — спросил Хозумко. — Что-то тебе последнее время всё плохие сны видятся.

— Видел ещё, что все наши люди к этому теплу потянулись. Может, и нам с тобой запрячь оленей да съездить, посмотреть на него?

— Ты, Янко, видно, двадцать сушёных мухоморов съел! — сердито сказал Хозумко и отвернулся.

— Ты как хочешь, а я не хочу умереть, не повидав земное тепло. Лучше в снегах усну, а на него взгляну! Не напрасно же его люди нашли!

И уехал Янко вместе с другими.

Пришла в род Лазарин беда: сильное племя из-за гор отогнало у них всех оленей. Не бывает в жизни манси страшнее беды. Сразу и голод пришёл, и болезни всякие.

Поставили Лазарины свои чумы на берегах рек и стали рыбачить. А рыбалка для них дело новое, непривычное. Пока научились сети вязать да заводи примечать, узнали, какая рыба раньше на нерест идёт да в какой месяц жирнее она, — немало лет ушло. Успели к тому времени нарты мхом обрасти, а вдоль оленьих троп и дорог деревья высохнуть.

Спросил как-то молодой юноша Иля у отца: почему так много вокруг почерневших, гнилых нарт?

Рассказал отец о печальных днях всего рода, о своей тоске по оленям.

Заплакал Иля. День плачет, другой плачет, третий плачет, а на четвёртый и говорит отцу:

— Пойду я на лыжах к богатым оленщикам! Верну домой родное наше стадо.

— Что ты? — испугался отец. — Разве под силу тебе такое? Молодой ещё! Братья твои давно ушли за своими оленями. Уже и деревья успели вырасти, и моя голова поседеть, а они всё ещё не вернулись!

Замолчал отец, а сам стал точить топор с утра до вечера.

Точил неделю. Таким острым топор стал, что им можно было траву косить.

А вечером подошёл отец к сыну и говорит:

— Наточил я топор и убью тебя сам. Зачем тебе, как братьям, в чужие края ходить да там погибать?

Да как замахнулся! Отскочил Иля в сторону, просвистел топор над самым ухом. Отец второй, третий раз взмахнул топором, потом бросил его в сторону и говорит:

— Собирайся, сын мой! Ловкость есть у тебя. Возьми в дорогу щит, колчан со стрелами.

Достал отец свои доспехи старые, подал Иле. Примерил он их и говорит:

— Лёгкие они очень: не чувствую я ни лука, ни стрел.

— Давай саблю смастерим, как у русских, — говорит отец.

Согласился Иля. Стали они саблю ковать. Нелёгкое это дело, незнакомое. Сел отец в нарты, в русскую деревню съездил, мужика привёз. Тот помог им смастерить саблю. Взял её в руки Иля, помахал вокруг себя.

— Чувствуешь силу в руках? — спросил отец.

— Теперь чувствую. Потяжелее сабля, чем лук со стрелами.

— А теперь возьми в нартах тынзян (Тынзян — аркан для ловли оленей) и иди к болотине. Там давно четыре оленихи пасутся.

Обрадовался Иля. Поклонился отцу и побежал к болотине.

Почуяли оленихи приближение человека, захоркали широкими ноздрями, убежали на середину болотины, прижались друг к дружке, рогами снег стали бодать.

— Ты лови их, Иля, сразу в одну петлю! — кричит сзади отец, догоняя сына. — Только так они покорятся тебе!

Послушался Иля, размахнулся тынзяном и прямо с первого взмаха заарканил всех четырёх. Присмирели сразу оленихи, подошли к Иле, обнюхали ему руки.

Вытащил из-под дерева отец обросшую мхом нарту, впряг олених — и понеслись они, взлетели над облаками, лесами, реками. Потом полетели над оленьими стадами. На третий день стали принюхиваться, шевелить ноздрями, поводить ушами да к земле ближе спускаться.

Видит Иля — у высокой пихты чум стоит. Поставил он упряжку в стороне и пошёл к чуму. Вокруг тихо. Вошёл Иля в чум. У огня сидят старуха и молодая девушка. Возле них на полу лежат кучи шкур выделанных, а они шьют из них сахи (Саха — тёплая меховая шуба), малицы, унты и топоги (Топоги — меховые сапоги мехом наружу).

Вдруг вскочила со шкур старуха да как закричит страшным голосом. Закружилась на одном месте, замахала руками и давай рвать на себе волосы и бросать их в огонь. Вспыхнули волосы, и полетели вверх искры огненные.

— Говорите, в какой стороне ваших мужиков искать? — сердито спросил Иля.

Заплакала девушка, смотрит украдкой на старуху и дрожит от страха. А старуха кричит на разные голоса, бормочет что-то, понять Иля не может.

— Не ори ты! — закричал ей Иля. — Говори: в какой стороне ваших мужиков искать?

Замолчала старуха, села, спрятала лицо в подол широкого платья, а девушка прикрыла лицо и кивнула Иле в сторону, откуда солнце встаёт по утрам.

Выбежал Иля из чума, подбежал к своей упряжке, и помчали его оленихи в сторону, откуда по утрам солнце встаёт.

Скоро на снегу показались следы от нарт, а ещё подальше большое стадо оленье. Косматые собаки в снегу прыгают, сгоняют стадо в кучу, а мужики торопятся, кричат, ловят оленей, впрягают их в нарты.

Как увидели оленихи стадо, замычали. Подняли вверх головы олени в стаде, стали бить копытами снег.

Закричали мужики на собак, а старый старик с редкой белой бородой выскочил на середину болотины и давай сам бросать тынзян на большерогого быка. Кричит старик хриплым голосом: «Гоните оленей по нашей тропе!. Гоните оленей по нашей тропе!»

И погнали они стадо. Видит Иля, что много тут оленщиков, не справиться ему одному, повернул свою упряжку обратно, а на душе всё равно радость: нашёл своё стадо. Узнали олени олених!

Едет, а сам всё думает: как перехитрить оленщиков да стадо в родные края угнать?

Вернулся он опять в чум, где старуха с девушкой шкуры выделывают. Увидев его, старуха опять закричала, да скоро от крика голос совсем потеряла, дрожит вся и одно твердит: род Лазарин, род Лазарин!