Фольклор Array - Старшаяя Эдда (Перевод А. И. Корсуна)

42,3. Гьёльв — очевидно Гьёлль, река, отделяющая мир живых от царства Хель в скандинавской мифологии.

46— 50. Повествование о чувствах и мыслях рассказчика перед его странствованием по загробному миру. Здесь довольно сильны христианские мотивы ( строфы 47, 49), но тем не менее смерть рисуется как самое страшное для человека событие.

48,4. В оригинале: «хотя должны (умирать) в присутствии родственников».

50,3–4. По мнению О. Ольмаркса, здесь изображено омовение тела, которое еще не покинула душа.

51— 52. Начало пребывания рассказчика в загробном мире.

51. Судьбу умершего здесь решают норны, а не его дела при жизни. Таким образом, в поэме отразились и традиционные языческие представления о судьбе человека после смерти.

52,2. Семь миров, упоминаемые здесь, бесспорно включают ад и рай. Остальные пять соответствуют некоторым из девяти частей, на которые делилась вселенная в представлениях древних скандинавов. Таким образом, элементы языческой и христианской космологии смешиваются, а иногда и покрывают друг друга (ад часто называется царством Хель, смерти). В поэме идет речь о следующих мирах: Мидгарде (земном мире людей), где живут у источника Урд норны, и Ётунхейме (мире великанов), где сияет «ётунов солнце» (gýgjar sól — «солнце великанш», 51,3).

53— 68. Описание увиденного в аду. В строфах 57— 67изображены адские муки за отдельные грехи. Особенно сильно чувствуется христианское влияние в строфах 60, 65, где говорится о карах для язычников и людей, не соблюдавших «святые дни». Осуждение остальных проступков носит в основном общечеловеческий характер и имеет место уже в скандинавской языческой мифологии.

54. Смысл строфы, по-видимому, в том, что надежда на спасение покидает людей лишь в царстве смерти, — так она сильна, так глубоко коренится она в человеческой натуре. Отсюда и образ для надежды, поражающий своим наивным величием: дракон, который крушит все вокруг своими крыльями.

54,2. Глэвальди — «властитель зноя, жара», очевидно, владыка ада.

55,1. Олень Солнца , смысл образа неясен.

56,1. Ниди — «месяц на ущербе», имя карлика, упоминающееся в Прорицании вёльвы , строфа 11. О его сыновьях ничего не известно. Следовательно, подземный мир карлов помещен автором в ад.

56,4. Ключ Баугрегина — источник мудрости, охраняемый великаном Мимиром, которому Один оставил свой правый глаз как плату за разрешение напиться из этого источника. Баугрегин — «бог кольца», поэтическая метафора для Одина, владевшего волшебным кольцом Драупнир.

58,3–4. В оригинале: «Кровоточащие сердца свисали из груди, изнуренные великой тоской».

59,2. В оригинале: «по раскаленным дорогам». Ср. строфу 31, где такое же наказание постигает нетвердых в помыслах.

63,2. Фегьярн — «жадный до денег, до имущества».

67,2. Это же наказание за ложь упоминается и в Песни о Фьольсвидре , строфа 45 [8].

69— 74. Описание райских радостей, ожидающих праведников. В содержании этих строф влияние христианских представлений о загробном мире наиболее сильно (ср., например, строфы 71и 73, где прославляется умерщвление плоти). Именно это обстоятельство и заставило О. Ольмаркса предположить, что автором Песни о Солнце был священнослужитель, человек особенно фанатичный по сравнению с другими верующими, для которых самоистязание и соблюдение церковных праздников не могли иметь такого большого значения. Однако такое умозаключение вряд ли верно, потому что автор поэмы ограничился лишь перечислением — как бы по обязанности — только некоторых христианских добродетелей: соблюдение церковных праздников, призрение сирых и старых, умерщвление плоти. Если бы христианский идеал жизни действительно господствовал в сознании автора, то он, очевидно, отвел бы ему гораздо больше места, а самое главное — нашел бы куда более убедительные слова и образы для описания небесных радостей. Между тем, и О. Ольмаркс признает, что эта часть поэмы поражает своей художественной беспомощностью и бедностью мысли. Не поддерживала автора при описании рая и местная традиция, так как картины жизни в Вальгалле служить художественным образцом в данном случае, конечно, не могли.

Интересно, что наиболее художественно сильная в этой части строфа 74(О. Ольмаркс полагает, что под колесницами подразумеваются созвездия Большой и Малой Медведицы) стилистически выпадает из своего ближайшего окружения именно из-за языческого характера заключенного в ней образа.

76— 80. Позднейшая вставка, часть наиболее трудная для толкования в силу своего подчеркнуто мистического характера. Толкование ее осложняется еще и тем, что замыслы автора поэмы и неизвестного автора вставки вряд ли совпадали. Вставка переведена в соответствия с прочтением, предложенным О. Ольмарксом.

76,1. Бьюгвор, Листвор — женские имена. Хердир — «упорный».

77. О. Ольмаркс видит в этой строфе предостережение от недозволенной плотской любви.

77,1. Жена Одина — богиня земли Ёрд.

78. Смысл строфы неясен. О. Ольмаркс видит здесь предостережение от раздела отцовского наследства (?).

78,2. Солькатла — «солнечный котел», имя какого-то мифического существа женского пола.

78,3. Рог оленя был оружием, которым Фрейр, бог плодородия, убил великана Бели. Вигдвалинн — «тот, кому помешали в битве», очевидно, поэтическое обозначение для Фрейра, который во время сватовства к Герд отдал свой меч Скирниру, слуге, посланному им к своей избраннице. Таким образом, Фрейр-Вигдвалинн оказывается одним из сыновей Солькатлы (?), похищающим рог оленя из отцовского могильного кургана. Между тем, Фрейр — сын Ньёрда, бога моря, о смерти которого ничего не известно. Предположение О. Ольмаркса о том, что отец Фрейра — скорее всего «олень солнца», вряд ли оправдано, так как никаких намеков на это в скандинавской мифологии нет. Зато можно предположить, что Солькатла — мать Фрейра является сестрой Ньёрда (как известно, Фрейр и его сестра Фрейя, богиня любви, рождены от союза Ньёрда с собственной сестрой [9]). На родственную связь Фрейра и солнечного существа Солькатлы указывает и то обстоятельство, что Фрейр одновременно был и богом летнего солнца.

79,2. Ньёрд известен только как отец Фрейра и Фрейи. Ни о каких других его детях в эддической поэзии не говорится.

80,1. Свафр — Один, Свафрлоги — Локи. Строфа, очевидно, содержит намек на неизвестный миф о совместных приключениях этих богов. Ср. Перебранка Локи , строфы 23— 25. Здесь оба бога изображены оборотнями.

81— 82. Заключительные строфы поэмы, следовавшие первоначально, по мнению комментаторов, сразу же за строфой 75. Рассказчик подчеркивает правдивость Песни и прощается с тем, для кого она сложена, до дня страшного суда. В связи с тем, что в этих строфах, как и ранее в строфе 68, рассказчик обращается к какому-то определенному лицу, Финнур Йоунссон предположил, что и начинаться Песнь о Солнце должна была с такого же обращения. Хотя предполагаемое начало поэмы так и не обнаружено, мысль Финнура Йоунссона заслуживает пристального внимания.