Атуна Койдергем - Княжна для викинга Книга 1

– Добрый друг! Не верю глазам своим! Ты ли это! Быть может, тебе сообщили, я приезжал в твои земли, надеясь застать тебя. Но великие люди не сидят по избам! Все в разъездах? – улыбался Гостомысл. А Годслав от столь крепкого натиска опешил. Недавно он клялся в том, что новгородский воевода поплатится жизнью за свою дерзость. Теперь очевидно, что спешить в таких запутанных делах не стоит.

– Да, мне доложили…– недоверчиво косясь, отвечал Годслав. – Правда, глупый люд все перепутал, зачем ты приезжал и к кому, – и тут же добавил, – я тоже рад…Какое-то дело было? Аль так, повидаться? – осторожно спросил князь Рарожья, сомневаясь в том, что кто-то собирался с ним «видаться». Ведь не прошло и пары лет, как новгородцы насилу отбили Годслава с его несметным войском от родных стен. Вражда эта была продолжительной и с переменным успехом тянулась долгие годы. Еще отец Гостомысла, князь Буревой, в свое время оборонялся от набегов батюшки самого Годслава, умудрившись однажды даже совсем потерять Новгород. На силу удалось вернуть тогда город.

– Повидаться! Повидаться, друг мой! – без смущения продолжал Гостомысл как ни в чем не бывало. Слово за слово цепляя, уболтал незваного гостя и трапезничать оставил.

Понимая, что Годслав из тех, кто сейчас смеется, а в следующий миг уже рубит голову собеседнику, Гостомысл решил закрепить достигнутый успех и не затягивать со своими предложениями. Еще когда испуганный конюх предупредил его о грозящей опасности, задумал он, как на самый крайний случай стоит поступить. Понимая, что этот самый случай блуждает где-то поблизости, недолго колеблясь, Гостомысл предложил соседу «породниться через дитяток своих и быть друг другу подмогой в делах мирских, нелегких». Правда, в тот момент дочери Гостомысла были еще младеницами. Но в таком деле главное пообещать и условиться.

– В конце концов, Годслав, друже, кому как ни нам заботиться о дитятях своих! Я не знаю лучшего семейства, чем твое! Ты хотел знать, почто я приехал к тебе в Рарог?! Отвечаю: не нужен мне другой сват, как не ты! – казалось, еще немного – и из глаз Гостомысла брызнет слеза. – Не хочу больше рати. Хочу сверишь то, чего не смогли наши отцы – объединиться и бить общего врага, а не друг друга!

Годслав не устоял пред сладкими речами. Тем более предложение весьма разумно: давно пора положить конец выматывающей вражде.

Вздохнул свободнее Гостомысл. Лишь после сего уговора он ощутил, как приятно пахнут подрумянившиеся на углях курицы, как крепкий мед ударил в голову, разлив по телу приятное тепло.

Только сейчас осознал Гостомысл всю значимость своих слов, наспех брошенных тогда во хмелю. С одной стороны он лихо уберег свое войско, с другой – ему совершенно не хотелось родниться с чудовищным Годславом. Будучи наслышанным о его буйном нраве, Гостомысла не прельщала мысль о союзе. Ибо княжение его закончится в тот самый миг, как сын Годслава, очевидно, подобный своему зверскому родителю, станет мужем Дивы. Ведь все знают, что яблоко от яблоньки недалеко падает. Надо сторониться этого головореза, которого и так боятся все соседи. Чья ж в том вина, что княжна выбрала другого жениха! Да и времени столько прошло с того уговора: десятилетия минули…Авось обойдется…

Туман пожрал землю, оставив неясные очертания домов и деревьев. Приглушенным огоньком мерцало окошко правительницы Дорестадта. Свет из-под ставенок едва сиял, то затухая, то разгораясь.

Княгиня сидела за столом, делая в расходной книге какие-то пометки. Перед ней разбросались счета и накладные. Никому не доверяла она самого главного – надзирания за казной. Что бы она ни делала, чем бы ни была занята – картины прошлого пролетали перед глазами, словно птички по небосклону.

Многому Умила научилась с тех пор, как стала женой свирепого Годслава. Даже в те далекие времена многие опасались ее, а некоторые даже ненавидели. Все, кроме правителя, видели истинное лицо Умилы. В его глазах она всегда оставалась нежной и умилительной. Очень неудобно зависеть от кого-то. Но Умила не тяготилась опекой своего благодетеля. Ведь он души в ней не чаял. И вскоре весь город узнал, кому нужно пасть в ноги, моля о милостях. Вовсе не к суровому правителю Рарожья, омываемого хладными водами Варяжского моря. А к его новой жене.

Когда-то она была лишь рабыней-иноземкой в чужом доме. Когда-то у нее не было ни своего слова, ни даже собственного угла. И вот теперь у нее есть все. Ум Умилы всегда смотрел дальше, нежели обычно видят женщины. Не было ни дня, когда б она не думала о будущем. Завоевать победу – лишь полдела. Важнее и труднее – удержать ее. И кажется, раздумья принесли свои плоды. Мир рушился. Города исчезали в пепле. Не было уже ни Ингрид, ни Годслава, ни их сына Харальда. Лишь Умила и ее хранимые богами дети продолжали идти сквозь время, отряхивая с сапог пыль чужих земель.

– Мира! – откашлявшись, окликнула Умила служанку.

– Госпожа…– в горницу вошла миловидная девица с чистым смелым лицом. Будучи с детства сиротой, оставшейся без дома и племени, она усердно служила своей влиятельной повелительнице.

– Моя дочь, Ума, где она? – справилась Умила, попутно завершая счетные работы.

– С заката почивать изволит, – отчиталась исполнительная служанка.

– А где Синеус? – когда Умила произносила имя младшего сына, ее губы улыбались.

– Трудно предположить…– Мира поправила подушку, подпирающую спину Умилы в кресле.

– Найди-ка мне его. И поживей! – распорядилась Умила.

– В такой час он может быть где угодно, – затянула Мира, которой не хотелось полночи искать гуляющего князя.

– Сказала – найди! – Умила стукнула ладошкой по столу.

Прошло изрядное количество времени, прежде чем на пороге возник статный силуэт. Синеус был ладно сложен и имел красивое мужественное лицо. Оружие и самодовольная улыбка всегда находились при нем. Он был не из робкого десятка. Уверенный в себе грубиян, решающий любой вопрос силой, которой у него было пока вдоволь. Сегодня он пребывал в приподнятом состоянии духа, расположенном к шуткам.

– Матушка пожелала видеть меня, – начал Синеус, до самых дверей провожая заинтересованным взглядом удаляющуюся фигуру служанки. Он был хищник по натуре. Любил поохотиться как в лесу за тетеревами, так и в палатах да дворах за юными девицами, безмятежно разгуливающими перед его носом.

– Присядь. Нам есть, о чем потолковать, сын, – Умила жестом указала на табурет супротив себя.

– Разреши, не стану! – Синеус развязано и нетерпеливо расхаживал по горнице.

– У меня для тебя новость, – Умила знала своего сына вполне. За долгие годы она усвоила, что с ним не нужно вступать в переговоры. Иначе он вымотает все нервы и в итоге поступит по-своему. Ему нельзя оставлять выбора и нельзя обращать внимания на его сопротивление. – Очень скоро мы справим твою свадьбу.