Любовь Сушко - Геката и Эрида. Троянские страсти

Сила и страсть богини была невероятной, она все переживала по-новому и в первый раз, да и могло ли быть по-другому. Гектор в ту ночь окончательно потерял голову, хотя прекрасно понимал, что такая ночь может быть единственной и другой такой точно не будет. Но думал он только об одном и ничего другого признавать не хотел и не собирался.

№№№№№№

Утром Геката оставалась в неведении, она ни о чем так и не узнала и пребывала в заблуждении, что каким-то образом оказался там Бог Войны, где-то спрятал Гектора и сам пробрался к ней вместо него. Если бы ее кто-то о том спросил, то она бы так и рассказала о своем свидании, но пока никто и ничего не спрашивал.

А вот Гектора Эрида решила предупредить обо всем. Она догнала его и предложила остановиться. Царевич прибывал в самом возвышенном и прекрасном расположении духа, у него появились крылья за спиной, и он готов был взлететь и парить над землей. Ему не хотелось в такой момент говорить с Эридой, но мог ли он отказаться от такого разговора?

– Знаю, что ты провел прекрасную ночь, я сама тебе в том помогала, но хочу предупредить, что ты был в личине бога войны. Так было надо, чтобы богиня не слишком упрямилась и не прогнала тебя вовсе.

– Ареса? – остановил он на лету коня своего и опьянение страстью пропало в тот самый миг.

– Похвально, что ты знаешь наших богов, вот именно Ареса, и в твоих интересах помалкивать. Ты получил то, что хотел и никогда не забудешь этой ночи. Геката тоже не в обиде, но только все не совсем так, как вам того хотелось, а когда оно бывает так?

Спорить с богиней раздора не было никакого смысла, да и кто они перед богами, а тем более коварными богинями. А в такие тревожные для Трои времена надо было и вовсе заручиться поддержкой, чтобы не исчез их мир, не стерся с лица земли.

№№№№№№№

В ту самую ночь Андромаха видела сон, на их с Гектором постели в комнате была какая-то темная богиня – она плохо в них разбиралась, вряд ли смогла бы сказать кто это такая, и она была в объятиях Ареса.

Бесшумна покинула свои покои царевна и решила узнать у гадалки, что же может значить такой сон. Весь день он не оставлял ее в покое, и это надо было выяснить наконец.

– Почему я должна была это видеть, пусть и во сне? -спрашивала она задумчиво, – тебе все известно. Говори, я должна знать кто и зачем послал мне такой сон.

Полнимая, что во всем замешана Эрида, – гадалка от нее отмахнулась

– Тебе лучше ничего этого не ведать, тогда и спать спокойнее будешь, если бы влюбилась в Ареса, то он тебе и показывает, что пустые это хлопоты.

– Да не влюблялась я в него, я его и не видела сроду, как же могу влюбиться, – подала плечами сердито и воскликнула Андромаха.

– И об этом не стоит кричать громко, кто ты такая, чтобы не влюбиться в сына Зевса и Геры.

Царевна замолчала и отступила, она понимала, что в любом случае останется виновата, потому и не нужно ей было никому про такой сон рассказывать, и самой о нем лучше забыть раз и навсегда.

№№№№№№

Эрида встретилась с Гипносом и тут же стала пытать его:

– Зачем ты послал царевне такой сон? Хочешь вести свою игру, смотри у меня, плохо это для тебя закончится. Или ты забыл как я могу отомстить за самоуправство?

И по грозному виду Эриды бог Сновидений понял, что перестарался, что ничего такого не надо было предпринимать. Но он давно скучал, и хотелось хоть как-то развлечься.

– Да что ты кипятишься, она все равно ничего не поняла, это не для людских умов все делается, – пытался оправдаться он.

– Вот потому и живи пока спокойно, но играть с нами в такие игры перестань., иначе сильно пожалеешь о том.

На время все затихло, и это мирное время накануне войны казалось каким-то загадочным и особенным, потом о нем все будут вспоминать с любовью и нежностью, конечно, те, кто останется в живых.

До войны оставалось совсем немного, и вот тогда…

Но занимаясь своими личными делами, Геката не забывала и о младенце, которого спасла не так давно, надо было убедиться в том, что с ним все в порядке и во дворце он себя чувствует, как дома. И для волнения богини были причины. Там, где царь спокойно избавляется от новорожденного, потому что ему сон какой-то приснился, и его не мучают даже угрызения совести, там может случиться все, что угодно с теми, кто уже подрос и может совершать какие-то поступки.

Во дворце, как и всегда было шумно и многолюдно, и отыскать кого-то одного почти невозможно, но богиню так просто не провести, она понимала, что мальчик подрос, и вряд ли он похож на того младенца в пеленке, которого она принесла и передала Кассандре, но разве не она все знает и все предвидит?

Кассандра неожиданно вышла к ней, хотя трудно назвать неожиданным такой шаг, она не сомневалась в том, что богиня тут появится с часу на час.

– Не тебя ли я искала, – усмехнулась та.

– С ребенком все в порядке, с тем ребенком, которого ты сюда принесла, заявила царевна, она явно была не в духе. Богиня насторожилась.

Тут переменился не только царевич, но и Кассандра стала другой-

– Аполлон не мог меня оставить в покое, он подарил мне проклятый дар, я все знаю, но ничего не могу изменить. Вот и то, что это совсем другой ребенок, я привыкла к нему и полюбила его, и никому отдавать не собиралась, – прибавила царевна, но это не Парис, не тот Парис, которого родила моя матушка, а простой ребенок, неведомо как у нас оказавшийся, и кто его решил выдать за царевича мне не понятно.

Богиня уставилась на нее. Как может быть смертной ведомо то, что не известно даже ей самой? Но не даром Эрида говорила о мести Аполлона, он и на самом деле наделил ее ясновидением и обрек на страдание – сделав так, что никто и никогда ней не станет верить.

– И кого же я принесла тебе? – осторожно спросила Геката, она и сама догадывалась, но хотела узнать о том у Кассандры

– Сына пастуха, твоим богиня нужно, чтобы он тут оказался, вот он и живет теперь в царском дворце.

Впору было застонать от всего услышанного, но Геката промолчала, признаваться, что она стала жертвой обмана, да такого ей совсем не хотелось, как страшно и нелепо это все было.

– Царевич остался там, где он и был прежде, его нет больше тут. Я верю, что ты хотела нам помочь, но нам больше не поможешь, никак не поможешь, – повторяла она и словно извинялась перед богиней, не находившей себе места.