Любовь Сушко - Богиня тьмы Никта. Мифы и легенды

Как ни странно, но одеяние сразу преобразило Эринний, они были если не прекрасны, то симпатичны и забавны. И людей, да что людей, и богинь часто обманывала их внешность, они больше не чувствовали той опасности, которая от Эринний прежде так явно исходила. Вот и мстительницам нравилось обманывать их, на глазах снова превращаясь в фурий.

Людские эмоции стали для них такой желанной пищей, что они все чаще увлеченно превращались то в белых и пушистых, то в злых и ужасных, окончательно всем заморочив головы.

Так Эриннии и породили своих вечных спутников – кошмары стали являться людям, во снах их белые девы становились чудовищами, а чудовища снова пушистыми и кроткими делались. Но и Афина понимала, что ей без них не обойтись. И что будут делать все красавицы, если рядом с ними нет чудовищ. Безобразие могло сослужить им прекрасную службу. Они благосклонно приняли Афину, но все понимали, что скорее она от них зависит, чем они от нее. На таких условиях и был заключен этот союз богини Афины и Эринниями.

№№№№№№№№№

В то время, когда Афина заключала союз с Мстительницами, сама Никта встречала Гелиоса.

Титан покинул свои небеса в очередной раз, разобидевшись на богов, которые перестали с ним считаться, решив, что он никуда от них не денется, как светил и согревал мир, так и будет светить дальше.

Сам же Гелиос в этом вовсе не был уверен. Вот и решил он, молча удалившись, заставить с собой считаться. Он решил побродить по тьме и перевести дыхание. Путешествие оказалось приятным, как ни странно бы это звучало.

Гелиос торжествовал в объятьях тьмы, и представлял себе, как должен яриться на небеса Зевс, вместе со всей своей свитой, и даже Посейдон в бескрайних морях.

Хотя тот ничем ему не досаждал. Но и он узнает, каково это жить без солнца и тепла, они привыкли к тому, что он им ни в чем не отказывал, вот и пусть покрутятся. Но как обычно, радуясь его появлению, Никта вдруг встревожилась.

– Так чего доброго, и я как дурочка Лиса стану полыхать необузданной страстью к этому красавцу, – размышляла она и волновалась все сильнее, уж этого ей хотелось меньше всего.

А потом она стала успокаивать себя:

– Но я слишком стара и мудра, чтобы такое случилось.

Это звучало разумно, но она помнила все истории про Амура, и все похождения Зевса к девицам, и богиням.

Уж если даже Громовержец не смог себя защитить, то стоит ли ей оставаться такой спокойной? А если страсть нагрянет внезапно? Но ведь и Гелиос никогда не смотрит в сторону мира Тьмы, он может тут прогуляться из вредности, но никогда не останется, чтобы ни происходило на земле. Хотя им и обещали конец света, только произойдет это наверняка не нынче и не с ними.

Гелиос снова заметил, что Никта по-прежнему была холодна, и это обидело его больше, чем равнодушие Олимпийцев. Если он сюда стремился, неважно почему, то она могла бы проявить хотя бы какое-то внимание.

Но встретиться и переговорить Богине Тьмы с Гелиосом все-таки удалось, потому она и узнала от него о тех переменах, которые происходили в мире.

Но все там казалось ей неразумным и страшно утомительным.

Нет, чем больше она говорила с ним, тем меньше ей хотелось оказаться в его объятьях и его власти. Она снова возбуждалась от сознания свободы и независимости – эти мелкие переменчивые страстишки, с которыми носится Зевс, из-за которых лопается от ярости Гера, были ей никак не нужны.

Он был увлечен и подавлен, но Никта торжествовала – она смогла одолеть эту страсть в душе, и то, что не трогает нас, то делает сильней, она и на самом деле стала значительно сильнее в те дни.

Но когда она увидела собственного сына, то радости в душе ее поубавилось.

Танатос оставался непроницаемым созданием с каменным сердцем. Он не обрадовался встрече, даже не притворился, что рад этому. Сколько она не вглядывалась в его душу, окутанную тьмой, никаких чувств там не нашла. Только язвительная усмешка на непроницаемой физиономии. Это все, что он дарил миру, но разве его мать заслужила такое к себе отношение?

– Что привело тебя сюда? – спросила Никта почти раздраженно. Он прервал ее приятное свидание с Гелиосом, и что подарил ей взамен?

Бог смерти не обольщался, он знал, что ни его особа, ни дела его мать никогда не интересовали. Но ведь и ему до ее дел и забот не было дела.

Он молча взирал на нее. Тогда Никта заговорила снова:

– Я устала от сестер твоих, а уж когда они собрались тут все вместе, мне вообще пришлось от них спасаться.

Никта лукавила, но разве знал ее сын, отгородившийся от мира, что творится в душе его матери? Да он и не хотел этого знать.

– Ты нашла хорошее место для спасения, только не ты ли сама и породила своих мучителей?

Но оба они понимали, что сюда никто не сунется, и они могут и говорить и отдыхать спокойно.

– Я хотела лучшего. Кто же знал, что все так обернется вдруг?

Бог смерти даже в собственных покоях никак не мог оставаться в одиночестве, и это сердито его, приводило в ярость. Хотя сюда никто не заглядывал, только Никта порой пересекала границы его владений.

Теперь он решил рассказать ей о дерзости не только богов, но и царей.

– С ними пора разделаться, – потребовал Танатос, они совсем отбились от рук, никакого почтения, даже страха не осталось. Меня там пленил какой-то дерзкий царь Сизиф, – а разве сестрицы мои заметили это, бросились на помощь? А вот богам пришлось это сделать, они увидели, какой хаос наступает, как только я исчез бесследно. Вряд ли они меня, когда любили, но убедились, что я им необходим.

Танатос замолчал, он заметил, что теперь матушка сама в нем нуждалась, вот и бросилась к нему в объятья, хотя почему он должен ей помогать, если она не помогала ему никогда?

Он не зря издевался над ней, припомнив старые обиды, теперь они были в расчете, именно эта коварная и черная дама его когда-то и породила и выпустила в мир.

№№№№№№№№

Танатос поднялся и закрыл свои черные крылья. Жуткий холод, от них исходивший, пронзил душу его матушки.

Никта поежилась. Она слышала и прежде от людей о могильном холоде, который исходил от него. Но сама она все время держалась в стороне. И даже если она не думала о нем, но понимала, что он находится поблизости, когда озноб охватывал не только ее тело, но и душу. Ему нравилось хватать свою жертву и сковывать этим холодом, и все, кто оказался поблизости, тряслись от ужаса. Он питался таким страхом и грелся в его лучах.

И все еще живые понимали, что человеку, охваченному гробовым холодом, не убежать, не спрятаться от смерти

Танатос любил наблюдать, как по-разному ведут себя в его руках люди. Одни из них, заглядывая ему в глаза, хотели казаться героями, другие наоборот вопили, теряли самообладание, и немели от ужаса. Но некоторые, прежде тихие и робкие, здесь казались несокрушимыми, как он не старался, но ничего не мог с ними сделать. Но при всем при том. Бог смерти чувствовал себя настоящим властелином. Люди были бессильны и покорны ему от начала до конца.