Ольга Клевер - Нижегородская навь. Начало

Лука навострил уши. Он по-мальчишески ревновал сестру к её жениху, хотя и понимал, что Глеб, первый из первых среди оборотней. Лучшая для неё партия.

– А Вы, юноша, – обратился хозяин дома к Луке, – чем занимаетесь Вы?

Лука на время оторопел. По пути он придумывал столько слов на случай, если Искандер заметит его, но теперь все они оказались некстати.

– Ничего такого интересного, – он запинался и ругал себя за растерянность.

– Мне интересно решительно всё о детях Люта.

Трофим, видя смущение юноши, решил перейти к истинной причине визита. Он откинулся на стуле и достал из внутреннего кармана сюртука номер «Козьмы Минина».

– Читали твою статью, Искандер Ибрагимович, – Трофим испытующе посмотрел на хозяина. Тот скривился, увидев газету:

– Только ради всех богов и святых, Трофим, не вздумай класть эту гадость на стол! – его брезгливость была неподдельной. – Какую статью?

Искандер преодолел отвращение и взял у Трофима газету. Уважая тишину, которая нужна для чтения, Анна жестами предлагала гостям то или иное. Наконец, Искандер дочитал и напряженно прищурился. Нет, простого возмущения тут было мало. Он уставился на Трофима:

– Откуда?

– Вот и я думаю, откуда. Твои откровенные воспоминания про ополчение Пожарского на целый разворот. Дела прошлые. Только героические повести твои вдруг печатает издание черносотенцев 26 26 Черносо́тенцы – собирательное название представителей консервативных и крайне правых организаций в России в 1905—1917 годах. . Отчего это? К какой такой памятной дате внезапный интерес издания спустя четыре века?

Искандер помрачнел. Анна посмотрела на него с заботой и нежностью.

– Но полно вам. Саша, покушайте, а потом наводите друг на друга тоску. Разве я зря старалась? Я все утро и день на кухне хлопотала, чтобы тебя порадовать, а вот он «антихрист», – Анна добродушно улыбнулась Трофиму, – за две минуты тебя расстроил.

Искандер поцеловал её руки.

– Ты права. Господа, поедим же спокойно.

Далее ужин продолжился за приятным словоблудием. В окна повеяло вечерней прохладой. Постолье Анна собрала на балконе.

Вознесенская церковь белела на фоне уже потемневшего неба. По пыльной Ильинской улице торопились люди. Откуда-то с Успенского съезда доносилась мужицкая брань вперемешку с женскими причитаниями. Лаяли собаки на проезжающий экипаж. И все эти звуки были сплетены в единый голос уставшего к вечеру и разомлевшего за день на солнце города.

Искандер заметил взгляд Луки. Волчонок не мог, даже ради приличия, скрыть своего разочарования.

– Вижу, юноша, Вы хотите меня спросить о чём-то?

Лука от волнения вовсе забыл о вежливости.

– Как это с Вами случилось?

Ксеневра вспыхнула стыдом и гневом, и только уважение к хозяину дома помешало ей ударить брата. Искандер заметил и это:

– О, не смущайтесь, Ксеневра Лютовна. Я и сам рассказал бы вам эту историю. Тем более, что она связана с вашим батюшкой.

Анна нахмурилась и скрылась в комнатах.

– Она не любит этого слышать, – пояснил Искандер. – Моя парадная история, как я понимаю, вам известна, а вот её бесславный итог нет. Уж коли Вы сами спросили. Я ушёл из своей смертной жизни с честью, как и полагалось такому, как я, в неравном бою. Однако не попал в чертоги северных богов, которые мне были обещаны, а был возрождён быть защитой народу, просившего об этом. Родившись спустя много лет в роду своих убийц, я стал Искандером сыном Ибрагима. Но пришла беда, и брат стал убивать брата, и каждый брат звал меня на свою сторону. Я не мог ни предать, ни помочь, ни остановить кровь. Я стал кривдой, ошибкой. И, конечно, за мной пришли охотники. Охотники имеют силу и право убивать бессмертных, потерявших смысл бытия или противоречащих ему. Я не спорил и не сопротивлялся на этот раз. Я хотел скорее перестать видеть, как братья убивают друг друга, и чужие без боя забирают их жен и детей. Не мог слышать мольбы о помощи и упреки. Но я не мог поднять руки на того, в ком течёт хоть капля крови священного для меня рода. Когда пришли охотники, все что я попросил для себя – умереть смертью достойных и уйти с честью. В те времена, там, где я жил, достойнейшей считалась смерть без кровопролития. Мне оказали честь. По традициям великих ханов мне сломали спину и оставили умирать. В степи это считалось почетным. Так бы и исполнился приговор Прави, если бы не ваш отец.

Лука слушал и пристально глядел на Искандера. Старик продолжал:

– Когда жизнь уже едва теплилась во мне, на становище, где меня собирались снова похоронить с почестями, напала ватага оборотней. Охотники отбыли до того. Они были уверены, что со мной кончено. Однако, одному из нападавших русов взбрело в голову забрать меня. Какой бес им тогда правил, он не смог мне рассказать и спустя много лет. Однако посреди той резни, что была на моей несостоявшейся тризне, ваш отец завернул меня в ковёр, на котором я лежал, и увёз с собой. То ли ради смеха, то ли на зло противнику, думаю, что он и сам не знал. Так вот я и остался живым да безногим. Его жена выходила меня. Ваша матушка.

– А охотники не пришли за Вами снова? – спросила Ксеневра.

– Казнить по два раза Бог не велит. Да и кто бы из моего народа стал просить помощи и защиты у калеки? Охотникам я такой не нужен. Так что батюшке вашему, и родовой вашей непредсказуемости я обязан жизнью. А Аделаиде Николаевне долголетием.

– Как это? – удивился Лука. На секунду ему показалось даже оскорбительным, что Аделаида, с ее книжками и безделушками, бесконечно далекая от ратного дела, оказалась не просто знакома с его кумиром, но тот ещё и считает себя обязанным ей.

– Очень просто, юноша. Вы помните, от кого узнали обо мне?

– О Вас все знают. Все мои друзья с самого детства. Мы играли, дрались, кто будет Вами…

– Но всё же. Припомните, откуда вы знали, как в меня играть? Какой я?

Лука покраснел:

– Аделаида Николаевна рассказала.

– Вот так как-то. И не только ваши друзья, но и смертные не забывают моей парадной истории, благодаря мифотворцам. Тем и жив.

В наступившей тишине слышался грохот трамвая. Трофим воспользовался паузой и снова достал газету.

– Да, дела прежние. Только зачем же ты, друг мой, об этом разговариваешь с подлым народцем-то, борзописаками? Зачем же такие вот статьи?

– Уж не думаешь ли ты, что я, и впрямь, это написал?

– Так кто? Кто знал про Лютов двор? Ты, я да Лют. Лют мертв…

– Ты смеешь мне в моем доме говорить, что я лгу?!

Заслышав крик, Анна вспорхнула. Выбежала на балкон и встала у Искандера за спиной, положила руки ему на плечи и посмотрела на Трофима с осуждением.

– Саша, гостям уже пора?

Искандер остыл так же быстро, как вспыхнул.

– Аня, что ты! Трофим меня не обидел. Просто тут, – он поднял с колен смятую газету. – Но если ты устала.