Юрий и Аркадий Видинеевы - Собрание малоформатной прозы. Том 4. Фантастика, криминал, современная проза, фэнтези, легенды, сказания и мифы

Гессинг не смирился с поражением. Он срочно вызвал к себе своего лондонского коллегу с тем, чтобы самому стать его медиумом в очередном сеансе.

Он сам отправится к недосягаемому ИО!

Яркий солнечный свет заливал верхушки деревьев, пробивался тонкими лучами сквозь густые кроны, искрился радужными бликами на крыльях огромной сине-зеленой стрекозы, залетевшей с соседней поляны. Стрекоза была великолепна. Полусферические линзы ее глаз мерцали желтыми и красными огоньками, и казалось, что нет на земле создания более чудесного, чем это насекомое. Но также удивительно красивы были листья деревьев и каждая травинка на земле. Как потрясающе красива была эта первозданная природа! В дни профессора Гессинга подобная ее первозданность сохранилась лишь в подводном мире. Что стало с сухопутной частью флоры после всемирного потопа, пока не может сказать никто. Некоторые считают, что она погибла за тринадцать месяцев и двадцать шесть дней углекислого голодания под водой, а затем была сотворена вторично. Значит она второзданна. Узнать об этом наверняка можно, пронаблюдав, как это происходило. Такая задача тоже стояла в программе эксперимента.

Внимание профессора привлекло мелькнувшее неподалеку животное. Оно быстро перескакивало с дерево на дерево, но не было ни белкой, ни обезьяной. Профессор машинально сделал руками движение, чтобы раздвинуть ветки, мешавшие разглядеть «прыгуна», но его руки прошли через них как сквозь туман. – Не забываться! – приказал себе Гессинг.

Залюбовавшись природой, профессор потерял контроль над обстановкой и забыл на короткое время, что он чужой в этом мире. Он ощущал «материальность» своего духовного облика, на нем была та же одежда, в которой он был введен своим лондонским коллегой в рабочее состояние, но он был здесь духом, фантомом, невидимым для окружающих. А при пересечении его тела с объектами этого мира не он сам, а они оказывались для профессора фантомами. Гессинг шагнул вперед сквозь мешавшие его обзору ветки, но диковинное животное уже исчезло куда-то.

Духовное тело профессора не ощущало ни температуры окружающей среды, ни звуков, ни запахов. Оно было лишено вкусовых и осязательных восприятий этого мира. У него сохранилось лишь зрение, но и оно давало профессору информацию, требующую совсем иного осмысления. Так, видимые преграды на пути не создавали ни малейших помех в их преодолении, и привыкнуть к этому было не просто. Проходя сквозь них, Гессинг всякий раз испытывал легкий укол тревоги. Зато телепатические возможности профессора раскрывались здесь в полной мере. Он чувствовал эмоции всех живых существ. Он «слышал» мысли и слова людей, и поражался тому, как извратились люди в словах и особенно в мыслях. Ненависть вспыхивала в них уже не как ответная реакция на зло, а при виде любого объекта, на который она может быть излита. Она мучила людей подобно лютому голоду: пока не видно еды, голод притупляется, но при виде ее, он овладевает голодающим с новой силой. Только в отличие от голода ненависть неутолима. В этом она подобна огню: чем больше ему пищи, тем сильнее и яростнее его пламя.

И понял Гессинг, как велико было развращение людей на земле, «и что все мысли и помышления сердца их были зло во всякое время».

И подумал профессор, что в том мире, где он живет, человечество вновь приближается к этому гибельному для себя состоянию.

Как толчок в спину, как удар тока почувствовал профессор приближающуюся сзади опасность. Он быстро обернулся и обомлел от ужаса: на него стремительно надвигалось чудовище, которое можно было бы назвать «исчадием ада». Его размеры были огромны. У него было мощное мохнатое тело темно-бурого окраса и крупная собачья морда, исторгающая клокочущую ярость. В нем было что-то от зубра, от медведя, от крокодила, собаки и от ядовитой змеи, изготовившейся к нанесению смертельного укуса. В одно мгновенье чудовище пронеслось сквозь профессора и исчезло в застывшей от страха чаще.

Профессор очнулся от беспамятства лишь некоторое время спустя. Он очень удивился своему испугу. Чего бояться, если твари этого мира не могут причинить никакого вреда его телу? Однако, поразмыслив, Гессинг понял, что в психическом плане он все же уязвим.

И увидел Гессинг, что земля растлена, «ибо всякая плоть извратила путь свой на земле».

И подумал профессор, что в том мире, где он живет, генная инженерия при выходе ее из-под контроля может породить и не таких чудовищ, убивающих одним своим видом.

Но не знал он, что главные страхи ждут его впереди.

Ночная поляна в густом лесу была подобна котлу с закипающей в нем зловонной и мерзкой на вид отравой. Никогда прежде профессору не приходилось видеть такого большого скопища калек и уродов. Они держали совет вокруг костра, ругаясь, и перебивая друг друга. Это были не немощные страдальцы, а негодяи, ведущие развратную и разбойничью жизнь. Профессору казалось, что сама природа, потревоженная их появлением, стонала от страха и омерзения. Каждое выкрикиваемое ими слово, каждая их мыслишка резала его телепатический слух гнусной непристойностью. Их пугающе уродливые фигуры в мертвенном свете низко нависшей неправдоподобно огромной круглой луны ассоциировались со страшилками о вурдалаках и прочей нечисти с того света. А багровые блики костра подсвечивали их взгляды зловещим сатанинским огнем. Кто они: люди или дьяволы в человечьем обличье? Каждый из них был под стать чудовищу под названием «исчадие ада». Коллективная энергетика этого агрессивного сброда наэлектризовывала окружающее пространство ощущением опасности.

Внезапно все изменилось. Потоки телепатической скверны вдруг застыли на полусловах и на полумыслях, а ревущие языками пожарища низменные страсти растеклись тонкими липкими струйками боязни. И вслед за этим великий ужас расплылся по всей поляне: в окружении факельной процессии на нее выходил гигант в облике человека-монстра. При его приближении калеки и уроды пали ниц перед ним и затаились, трепеща от робости и обожания. Это был их наисладчайший кумир! Человек-монстр повелительным взглядом окинул своих затаившихся обожателей, а затем указал перстом на профессора и изрек:

– Невидимый! Изойди!

Очнулся Гессинг от яркого солнечного света. Он был на краю все той же поляны, где увидел чудесную стрекозу и диковинного «прыгуна», был насквозь пронизан промчавшимся через него чудовищем-«исчадием ада», до полусмерти напуган разбойниками и изгнан человеком-монстром. Профессор чувствовал себя опустошенным. За сутки пребывания на безопасном расстоянии от ковчега он собрал по крупицам и проанализировал массу сведений, приближающих его к ответам на некоторые важные вопросы. Гессинг догадался, что прямой подход к Ною и к его строящемуся ковчегу для него невозможен: кто-то очень могущественный охраняет Ноя и ковчег не только от недоброжелателей, но и от тех, кто интересуется ими ради познания тайн всемирного потопа. Однако как настоящий ученый, наделенный профессиональным чутьем и острым аналитическим умом, он умел реконструировать целое из минимального количества мелких частностей. Поэтому Гессинг решил пройтись по дальним подступам к тайнам и собрать урожай многих мелких сведений, из которых он сможет потом понять: Как из малой численности всех тварей удалось воссоздать их оптимальный количественный баланс? Ведь эти цифры совершенно несопоставимы! И на приведение их к требуемому балансу нужны многие годы. А при обычном развитии событий лисы в первые же несколько дней могли истребить всех журавлей. Или тигры истребили бы всех лис. Или ядовитые змеи истребили бы всех тигров. Или журавли истребили бы всех змей и т. д. А какое количество рабочих рук требовалось для того, чтобы на протяжении тринадцати месяцев и двадцати шести дней клеточного содержания всех тварей кормить, поить их и вычищать их клети? Какая огромная кубатура требовалась для размещения этих клетей и закромов для хранения пищи людям и тварям, спасающимся в ковчеге? Как удалось разместить все это в ковчеге длиною всего лишь в 300, шириною в 50 и высотою – в тридцать локтей? Каков тогда был удельный вес ковчега, если в его объеме разместилось такое количество груза? Какие весовые и динамические нагрузки выпали на долю наиболее уязвимых конструкций ковчега? И это лишь малая часть вопросов, разрешение которых включалось в программу эксперимента.