Игорь Кузнецов - Легенды древнего Крыма

Тогда Кошка Самойло казакам слово молвил:

– Вы, панове-молодцы, постарайтесь, со стороны города Козлова нападайте, турок-янычар в пух и прах рубите, а которых и живьем в море бросайте!

Тогда казаки со стороны города Козлова нападали, турок-янычаp и пух и прах рубили, а которых и живьем в Черное море бросали. А Кошка Самойло Алкан-пашу взял, на три части порубил, в море Черное побросал, казакам сказал:

– Казаки-молодцы! Хорошо старайтесь, всех в Черное море бросайте, только Ляха Бутурлака не рубите, в войске как ярыгу войскового оставляйте.

Тогда казаки постарались, всех турок в Черное море побросали, только Ляха Бутурлака не зарубили, в войске как ярыгу войскового оставили.

Тогда галеру от пристани отпускали, Черным морем далеко плыли-гуляли.

В воскресенье утром рано то не сизая кукушка куковала, то девка Санджакова возле пристани ходила, белые руки ломала, горько причитала:

– Алкан-паша, трапезонтское княжа! За что же ты на меня великий гнев имеешь, почему сегодня от меня так рано уезжаешь? Пусть бы я от отца-матери позор приняла, но с тобою хоть одну ночь переночевала!

А еще в воскресенье в полдень Лях Бутурлак пробуждается, по сторонам смотрит, удивляется, что ни одного турка на галере не видно. Тогда Лях Бутурлак с постели подымается, к Кошке Самойле приходит, в ноги кланяется, слово молвит:

– Ой, Кошка Самойло, гетьман запорожский, батько казацкий! Не будь же ты таким ко мне, каким я был в конце жизни своей к тебе. Бог да помог тебе неприятеля победить, но не сумеешь ты в земли родные доплыть. Мудро учини: половину казаков в кандалах к веслам посади, половину в дорогие турецкие одежды наряди. Как будем от города Козлова к Царьграду подплывать, будут из города Царьграда двенадцать галер выбегать, будут Алкан-пашу с девкой Санджаковой поздравлять, то как ты будешь перед ними ответ держать?

Как Лях Бутурлак научил, так Кошка Самойло, гетьман запорожский, и учинил: половину казаков в кандалах к веслам посадил, а половину в турецкие дорогие одежды нарядил.

Стали от Козлова к Царьграду подплывать, стали из Царьграда двенадцать галер выбегать, стали из пушек палить, Алкан-пашу с девкой Санджаковой поздравлять. Тогда Лях Бутурлак недолго думал-гадал, на нос галеры выходил, турецкой белой чалмою махал. Один раз молвит по-гречески, другой по-турецки:

– Вы, турки-янычары, не шумите, потихоньку от галеры отплывите, потому что он подгулял, теперь почивает, с похмелья страдает. К вам не выйдет, головы не подымет. Говорил: «Как обратно плыть буду, вашей милости вовек не забуду».

Тогда турки-янычары от галеры отплывали, к городу Царьграду направлялись, из двенадцати пушек салютовали. Тогда казаки хорошо постарались и себе семь пушек заряжали – салютовали.

Когда в Лиман-реку входили, Днепру-Славуте низко поклонились:

– Хвалим тя, господи, и благодарим! Были пятьдесят четыре года в неволе, а теперь не даст ли нам Бог хоть бы час побыть на воле!

А на острове Тендрове Семен Скалозуб с войском на заставе стоял да на ту галеру глядел, казакам своим говорил:

– Казаки, панове-молодцы! Что сия галера бродит? Или войска царского много возит, или за большой добычей шныряет? Так вы постарайтесь, по две, по три пушки заряжайте, да эту галеру грозными пушками привечайте, гостинца ей дайте! Если турки-янычары – в пух и прах рубите! Если бедные невольники – помощь окажите!

Тогда казаки сказали:

– Семен Скалозуб, гетьман запорожский, батько казацкий! Ты, наверное, сам боишься и нас, казаков, пугаешь. Сия галера не бродит, и войска царского не возит, и за добычею не шныряет. Это, может, давний бедный невольник из неволи убегает.

– А вы не доверяйте, хоть две пушки заряжайте, ту галеру грозными пушками привечайте, гостинца ей дайте. Если турки-янычары – в пух и прах рубите, если бедные невольники, помощь окажите!

Тогда казаки, как дети, неладное затевали: по две пушки заряжали, ту галеру грозными пушками привечали, три доски в судне пробивали, воды днепровской напускали…

Тогда Кошка Самойло, гетьман запорожский, недолго думал-гадал, на нос галеры выступал, красные хоругви старые с крестами из кармана вынимал, те хоругви распускал, сам низко голову склонил:

– Казаки-панове, молодцы! Эта галера не бродит, войска царского не возит, за добычей не шныряет. Это давний бедный невольник Кошка Самойло из неволи убегает. Были пятьдесят четыре года в неволе, теперь не даст ли нам Бог хоть бы час поныть на воле…

Тогда казаки в каюки скакали, ту галеру за малеванные борта цепляли, к пристани подтянули.

Тогда: злато-синие флаги – казакам, парчовую одежду – атаманам, турецкое бело сукно – казакам-белякам на кафтаны, а галеру поджигали.

А серебро-злато на три части делили: первую часть брали – церкви отдавали, святому межигорскому Спасу, трехмировскому монастырю, святой сечевой покрове давали, которые давно еще на казацкие деньги воздвигали, чтоб за них с утра до вечера милосердного Бога молили; а другую часть меж собой делили; а третью часть брали, в круг садились, пили да гуляли, из семипядных пищалей палили, Кошку Самойла с волей поздравляли.

– Здорово, – молвят, – Кошка Самойло, гетьман запорожский. Не погиб ты в неволе, не погибнешь с нами, казаками, и на воле!

Правда, панове, сложил голову Кошка Самойло в Киеве – в Каневе монастыре!

Слава не умрет, не поляжет!! Будет слава славная промеж казаками, промеж друзьями, промеж добрыми молодцами!!!

( П. Лукашевич )

Когда-то давным-давно, в стародавние времена, по всему крымскому побережью жили трудолюбивые люди. Тяжела и сурова была их жизнь, тяжел и мучителен был их непосильный труд. А ко всему этому над несчастными властвовал Аллах, злой-презлой, жестокий-прежестокий. Он только то и делал, что сидел на небе да надсматривал, чтобы люди молились ему, чтобы покорными были и не вольнодумствовали да чтобы исправно в жертву ему приносили быков, овец и всякую живность.

Тяжело было жить, нелегко было трудиться, а жили и трудились. Упорно расчищали люди дремучие леса, освобождали от камней горные склоны, открывали источники, разводили сады, виноградники. Отступили перед человеком лесные дебри, покорились горы. Все лучше, легче и богаче становилась жизнь. Люди поверили в себя, в свои силы и перестали покоряться своему божеству.

Узнал Аллах о том, что жители побережья больше не признают его, и страшно разгневался. Три дня и три ночи над побережьем клубились черные тучи, гремел гром, бушевало море. Но не испугались люди. Чего им бояться, когда они на своем веку и не такое видели. Разве рыбака не заставала буря в открытом море? Разве пастуху не приходилось в непогоду бывать в горах? Разве бурные дождевые потоки не смывали поле пахаря? Но человек всегда побеждал. Рыбак на своей утлой лодчонке достигал берега, пастух спасал стадо и себя, а пахарь снова наносил землю на свое поле.