Элиас Лённрот - Калевала

Старый, верный Вяйнямёйнен
Посмотрел на эти кости:
Он со всех сторон их смотрит,
Говорит слова такие:
"Что б могло отсюда выйти,
Из зубов огромной щуки
И из челюстей широких,
Если бросить их в горнило,
Где кует кователь-мастер,
Дать их опытному мужу?"
И промолвил Ильмаринен:
"Ничего из бесполезных
Рыбьих косточек не выйдет,
Если бросить их в горнило,
Где кует кователь-мастер,
Дать их опытному мужу".
Старый, верный Вяйнямёйнен
Говорит слова такие:
"Из костей, однако, может
Выйти кантеле, пожалуй,
Веселящая услада,
Звонкий короб многострунный".
Где же мастер, чтобы сделать
Веселящую усладу,
Звонкий короб многострунный?
Начал старый Вяйнямёйнен
Сам скреплять те рыбьи кости,
Сам он мастером явился,
Кантеле он сам устроил,
Вещь на вечную усладу.
Короб кантеле откуда?
Он из челюсти той щуки.
Гвозди кантеле откуда?
Из зубов огромной рыбы.
Струны кантеле откуда?
Из волос коня у Хийси.
Создан короб многострунный,
Кантеле давно готово,
Короб тот из щучьей кости,
Кантеле из рыбьих перьев.
Собралися холостые
И женатые герои,
Полувзрослые ребята,
С ними девочки-малютки,
И старухи и девицы,
Также с ними молодицы,
Чтобы кантеле увидеть,
Чтоб игру на нем послушать.
Старый, верный Вяйнямёйнен
Дал и юным, дал и старым,
Людям средних лет дозволил,
Чтобы пальцами играли
На том кантеле из щуки,
Коробе из рыбьей кости.
Старики и молодые,
Люди средних лет играли:
У младых ломались пальцы,
Старых головы тряслися,
Но веселье не вскипало
И игра не разгоралась.
И промолвил Лемминкяйнен:
"Полоумные вы дети,
Тупоумные девчонки,
Вы — народ совсем негодный!
Извлекать искусно звуки,
Вы играть ведь неспособны,
Мне вы короб этот дайте,
Мне вы кантеле несите,
Мне поставьте на колени,
Под мои под десять пальцев".
Вот веселый Лемминкяйнен
Держит кантеле руками,
Ставит короб пред собою
И кладет на струны пальцы.
Вот он кантеле потрогал,
Так и сяк переставляет,
Не звучат, однако, струны,
Не дают они услады.
Молвит старый Вяйнямёйнен:
"Ни средь тех, кто помоложе,
Средь растущего народа,
Ни средь старцев не найдется,
Кто на кантеле сумел бы
Заиграть и дать усладу.
Может, в Похъёле найдется,
Кто на кантеле сыграет,
Извлечет из струн отраду,
Коль их в Похъёлу пошлю я?"
В Похъёлу послал он короб,
Кантеле туда направил.
Там и юноши играли,
Там и девушки играли,
И замужние играли,
И женатые мужчины;
Даже старая хозяйка
Поворачивала короб,
Крепко пальцами хватала,
Ноготками струн касалась.
В Похъёле все поиграли,
Люди возрастов различных:
Там веселье не вскипало,
Не была игра приятна.
Струны все перекосились,
Жалко волосы стонали,
Звуки грубо рокотали,
Дурно кантеле звучало.
Спал слепой, в углу свернувшись,
Там лежал на печке старый.
Вот на печке он проснулся,
Пробудился на лежанке,
Забурчал, на печке сидя,
Заворчал, в углу приткнувшись:
"Перестаньте вы играть там,
Прекратите шум несносный!
Вы мне голову развили,
Мне в ушах продули щели
И сквозь волосы прорвались,
Сон мой надолго отбили!
Коль игра столь многих финнов
Не приносит нам отрады,
Не дает дремоты сладкой,
Сна приятно не наводит,
Кантеле вы бросьте в воду,
В глубину морей забросьте
Иль назад его снесите,
Положите эти струны
На создавшие их руки,
Их создателю на пальцы!"
Тотчас струны отвечали,
Кантеле в ответ сказало:
"Не хочу идти я в воду,
Погрузиться в глубь морскую;
Пусть на мне играет мастер
Сам своей рукой искусной".
Отнесли тихонько струны,
Осторожно положили
На создавшие их руки,
Мастеру их на колени.

Старый, верный Вяйнямёйнен,
Вековечный песнопевец,
Свои пальцы разминает,
Два больших смочил слюною,
На скалу отрады вышел;
Сел на камень песнопенья,
На серебряном пригорке,
На холмочке золотистом.
Кантеле берет он в руки,
Ставит выгиб на колени,
Держит кантеле руками,
Говорит слова такие:
"Приходи сюда послушать,
Кто еще не слышал раньше
Этих вечных рун усладу
Вместе с кантеле напевом!"
Под рукою старца Вяйнё
Издает искусно звуки
Этот короб многострунный,
Кантеле из рыбьей кости.
Плавно вскидывал он пальцы,
Высоко большой он поднял.
Шло веселье за весельем,
Радость с радостью сливалась;
Это было впрямь игрою,
Песня с песнею сплеталась,
Напевали рыбьи кости,
Тон давали щучьи зубы;
Струны толстые — звук сильный,
Конский волос — звук высокий.
Вот играет Вяйнямёйнен -
И в лесу не стало зверя
Изо всех четвероногих,
Кто скакать и бегать может,
Чтоб не шли туда послушать
И, ликуя, восторгаться.
Белка весело цеплялась,
С ветки прыгала на ветку;
Подбежали горностаи
И на изгороди сели;
Лось запрыгал на поляне,
Даже радовались рыси,
Волк проснулся на болоте,-
На песчанике поднялся
Сам медведь в сосновых чащах,
Средь густых зеленых елей.
Волк бежит широким полем,
По песку медведь несется
И садится у забора,
У калитки он уселся:
Повалил забор на камни,
На песок свалил калитку,
На сосну тогда влезает,
Он вскарабкался на елку,
Чтобы ту игру послушать
И, ликуя, восторгаться.
Бодрый Тапиолы старец,
Тот, кто в Метсоле хозяин,
С ним и Тапио народец,
Все, и девушки и парни,
Влезли на гору повыше,
Чтобы ту игру послушать.
И сама хозяйка леса,-
Эта бодрая старуха,
Вышла в синеньких чулочках,
Подвязав их красным бантом,
На нарост березы села,
На изгиб ольхи зеленой,
Чтобы кантеле послушать,
Чтоб услышать эти звуки.
Все воздушные летуньи,
Все с двумя крылами птицы
Запорхали, прилетели,
Прилетели и уселись
Слушать радостные звуки
И, ликуя, восторгаться.
Вот орел услышал дома
Суоми дивную усладу;
Он птенцов в гнезде оставил,
Сам, собравшись, улетает,
Чтоб игру героя слушать,
Вяйнямёйнена напевы.
С высоты орел спустился,
Из-за туч спустился ястреб,
Из потоков вышли утки,
Снялись лебеди с болота,
Даже зяблики-малютки,
Что так весело щебечут,
Сотни чижичков слетелись,
С ними жаворонки вместе
Тысячей вверху шумели,
На плечах возились старца.
Так играл отец почтенный,
Восхищал всех Вяйнямёйнен.
Даже дочери творенья,
Девы воздуха явились
И, ликуя, восторгались,
Слыша кантеле звучанье;
А одна в небесном своде
Там на радуге уселась,
А на облаке другая,
На краю сияя красном.
Дочь Луны, красотка дева,
И прекрасная дочь Солнца
Берда, что в руках держали,
Ниченицы поднимали,
Золотую ткань тут ткали,
Ткать серебряную стали,
На краю румяной тучки,
На краю большого свода.
Но как только услыхали
Звуки песни многострунной.
Берда выпали из ручек,
Ускользнул челнок из пальцев,
Нить из золота порвалась,
Нить серебряная тоже.
И в воде не оставалось
Никого, кто шесть имеет
Плавников на теле рыбьем,
Не осталось рыбьей стаи,
Чтоб не шла туда послушать
И, ликуя, восторгаться.
Собрались, приплывши, щуки,
Псы нескладные морские;
Собрались от рифов семги,
Из глубин сиги приплыли,
Выплыл окунь красноглазый,
Корюшки приплыли стаей,
Вместе все в камыш уткнулись,
Стали в ряд, чтобы послушать
Вяйнямёйнена напевы
И игрою восторгаться.
Ахто, этот царь потоков,
С бородой из трав зеленых,
Выплыл тоже на поверхность,
На цветке морском он выплыл.
Слышит дивной песни звуки,
Говорит слова такие:
"Не слыхал ни разу в жизни
Ничего, чтоб так звучало,
Как играет Вяйнямёйнен,
Как поет певец чудесный".
Дочки-уточки у моря,
Тростниковые сестрицы,
На морском прибрежье сидя,
Волосы свои чесали,
Локоны свои ровняли
Гребнем, золотом богатым,
Серебром обитой щеткой.
Услыхали эти звуки:
Соскользнула щетка в воду,
Быстро в волны опустилась;
Так волос не расчесали,
Разве только вполовину.
Наконец, воды хозяйка,
Вся покрытая травою,
Поднялась из глуби моря,
Выплыла она из зыби:
Проползла в тростник прибрежный
И на риф облокотилась,
Чтоб послушать эти звуки,
Вяйнямёйнена напевы.
Звуки дивно раздавались,
И игра была чудесна,
Задремала вод хозяйка,
Вниз лицом она заснула
На спине скалы высокой,
На краю большого камня.