Юнус Огуз - Жена шаха и колдун

Мухаммед Мирза очень любил музыку, и если бы не правление Ширазом, он все эти годы посвятил бы ей. На самом деле он и не занимался правлением, на это у него не хватало терпения. Всех придворных он подобрал, подчиняясь воле жены. Кого она ни называла, он не перечил, сразу назначал на должность. Все должностные лица дворца дела вели только с Хейранисой, отчитывались в первую очередь перед ней. А это не создавало ей неожиданных затруднений. Во время обсуждений тех или иных вопросов придворная знать при правителе специально высказывала очень глупые, ошибочные предложения, оставляя для Хейранисы правильные и умные решения. И, естественно, принятие им идеальных решений, умение в нужный момент дать точный ответ, повышали его авторитет в области. Вот такое управление она построила. Женщина делала все, чтобы повысить авторитет мужа! Правда, иногда он кривил губы: «И для чего ей все это надо?»

Что же касается Хейранисы… Ему не нравилось лишь одно ее качество: Хейраниса абсолютно не доверяла кызылбашам, под различными предлогами удаляла их из окружения.

Сын шаха не соглашался ни с чем, что могло бы обидеть Хейранису, даже если об этом скажет шах. Он так привык к ней, что не мог и шага без нее сделать. Да он и не хотел делать никаких шагов.

Теперь Мухаммеду Мирзе, слушавшему шум дождя словно музыку, разонравилась его громкость. Разве это не могло вывести из себя? Это напоминало бессмысленность существования муравья, пчелы, ласточки. В этот момент дверь приемной со скрипом отворилась и он резко обернулся. Но из-за слабого зрения не сразу понял, кто это. Когда женщина в большом платке, с широким, развевающимся при ходьбе подолом платья, остановилась десятке шагов от него, он догадался, что это его жена. А когда она подошла ближе, склонив голову, поздоровалась, затем откинула вуаль, еще раз убедился в этом и без причины засмеялся. Он почувствовал, что только что думал о ней. Фигура Хейранисы, ее красивое лицо за последние года стали еще краше и лучше… В отличие от прежних дней сегодня она выглядела кроткой и приветливой.

– О чем задумался, мой шах? – спросила она в той манере, которая ему так нравилась.

Каждый раз после такого обращения Мухаммед Мирза вздрагивал. Когда они оставались вдвоем, Хейраниса обращалась к нему «мой шах», а на его попытки возразить она говорила о великолепии шахства, предлагала ему быть готовым к этому. Конечно, это было бы прекрасно, однако если бы Тахмасиб шах узнал, что при его жизни так называют его сына, он возмутился бы, а, может, и наказал бы. Но для того чтобы Хейраниса не стала опять с упоением говорить об этом, Мухаммед Мирза не стал возражать, как и не мог признать, что минуту назад с восторгом слушал музыку дождя. Если бы он об этом сказал, Хейраниса обязательно захихикала и поиздевалась бы над ним. Он боялся, что об этом прознает дворцовая знать. Однажды, когда он собирался писать стихи, за этим занятием его застала Хейраниса. «Другие поэты желают стать шахом, ты же хочешь быть поэтом. Пепел тебе на голову», – сказала она. После этого она неделю не пускала его в свою спальню, посоветовав посетить комнаты прислуги. Оставаясь один, он, хотя и злился ее упрямству, издевательствам и претензиям, но в тот же миг язык словно пересыхал; встречаясь с ней, он даже с прислугой не мог говорить высокомерно. И врать особенно не умел, а сейчас всячески пытался увести взгляд.

– Ни о чем, – отводя взгляд, ответил он первое, что пришло ему на ум. – Я вот думаю, что к подарку, который наш шах отправил шаху Акберу, надо бы и нам что-нибудь приложить. Нечто такое, что было бы достойно нашего имени, но и чтобы оно не было лучше, чем подарок шаха.

Жена подошла к нему еще ближе. Еще шаг – и их губы соприкоснулись бы. Он почувствовал ее теплое дыхание, которое сразу разлилось по всему телу. Но… но ни страсти, ни вожделения не почувствовал. В таких случаях он протягивал руку и поглаживал ее груди. Потом происходило нечто неуправляемое, для погашения которого Хейраниса очень и очень старалась. Но теперь его тело было холодным, проснулась боль, и он съежился. Хейраниса приложила руку к его груди. Другую руку опустилась ниже и поглаживала интимное место Мухаммеда Мирзы.

– Не беспокойся, мой шах. Я на этот счет дала нужные указания. Подарок уже готов. Завтра гонец присоединится к каравану, который отправится в Агру. – Затем она отняла руку от его груди и уже обеими руками попыталась ухватиться за причинное место. При этом шепотом промолвила: – Сегодня ночью я приду к тебе. Я очень соскучилась. Только не усни!

Последняя фраза была сказана таким приказным тоном, что у Мухаммеда Мирзы не хватило духа сказать «Не приходи!». Он только кивнул в знак согласия, продолжая стоять съежившись.

Женщина, как и пришла, так же и удалилась – с развевающимся подолом широкого платья. После нее в комнате остался запах полевых цветов. Сын шаха вновь подошел к окну. Но в этот раз он уже не слышал шума дождя, не видел потоки, вытекающие из водосточной трубы, его не привлекали вспышки молний. Теперь он думал лишь о себе. Неужели стареет? Вчера ближе к вечеру он почувствовал резкую секундную боль в паху. Потом боль прошла и больше не повторялась. Но только что, когда Хейраниса подошла к нему, он не почувствовал ни вожделения, ни страсти. Такого никогда не было. Его могла возбудить не только чуть приоткрытая грудь Хейранисы, но и даже ее дыхание, страстный стон. Для усиления страсти Хейраниса приглашала его в самые различные уголки дворца для любовных утех. А он никогда не отказывался от этого. Напротив, это помогало ему забыть боль, немощь, поднимало настроение. После утех он, обессиленный, но довольный, засыпал. А еще лучше, если в этом состоянии потом купали в бане… А теперь… «Наверное, я о чем-то задумался», – попытался он себя успокоить.

Хейраниса же весь день ходила довольная. Кажется, колдуну что-то удалось… Иначе Мухаммед Мирза просто так ее не отпустил бы, не добившись своего. Она с аппетитом пообедала, потом поспала и только после этого отправилась в дворцовую баню. Баня была хорошо натоплена, полна пара. Прислуга ее купала, натирала благовониями ноги, руки, грудь. Одевалась она очень красиво, зачесывала волосы как принцесса, пудрилась, подводила глаза сурьмой. Стоя перед зеркалом, она не удержалась от того, чтобы не подмигнуть собственному отражению.

…Наступила ночь. Охрана, стоящая возле всех дверей темного коридора, почтительно склоняла головы, отступая на шаг назад.

Хейраниса вместе с Зиньят шли по одному из укромных мест дворца – коридору, ярко освещенному свечами. Она выглядела довольной и достаточно уверенной в себе. Вокруг разносился аромат цветов – благовония, которыми она надушилась. Когда они подошли к спальне сына шаха, Хейраниса полуобернулась к Зиньят: