Юнус Огуз - Жена шаха и колдун

– Жди меня не здесь, а перед дверью моей комнаты. Я скоро буду.

Зиньят, произнеся: «как скажете, ханум», повернула назад. Вдруг она вспомнила наказ колдуна о четвертом дне. А сегодня был именно четвертый день. А, значит, сегодня что-то должно было случиться.

Хейраниса постучалась и, тихо отворив дверь, вошла. Комната была ярко освещена. Сын шаха, словно что-то предчувствуя, сидел, съежившись, на краешке широкого ложа. Услышав стук и увидев распахнувшуюся дверь, он поднял голову. В это время сюда могла войти только его жена. Увидев Хейранису, идущую к нему кокетливой походкой, он воодушевился. По середине комнаты жена сняла головной платок, затем и легкую косынку. Черные, пышные волосы рассыпались по плечам, по комнате разнесся приятный аромат. Подойдя к мужу, который все еще глядел на нее застывшим взглядом, она остановилась перед ним. Схватив вдруг его голову, прижала к своему животу, шепотом произнеся:

– Я столько дней жду тебя, горю от желания, хочу быть твоей. Иди, возьми меня, ешь меня, дорогой… Ешь, грызи меня…

Мухаммед Мирза после этих вожделенных слов женщины съежился, засуетился, но страсти не почувствовал. Удивился, даже изумился этому. В таких случаях обычно его мышцы напрягались как сталь, возбуждение росло, сердце начинало биться учащенно. Теперь всего этого не было и он, безвольно обняв ее за талию, через тонкую материю стал целовать ее живот. Но теперь у этих поцелуев не было ни вкуса, ни аромата. Но от этих поцелуев Хейраниса якобы возбудилась. Отведя руки мужа, она с плутоватой улыбкой произнесла:

– Не спеши, мой шах, вся ночь еще впереди.

Тихо ступая, но в то же время желая показать всю свою красоту, она прошла к ложу, покачивая бедрами. Вслед за ней встал и Мухаммед Мирза. Подойдя к постели, Хейраниса аккуратно положила головной платок и косынку на комод. Потом сняла верхнюю одежду, чепкень из красного шелка и тоже разложила на комоде. На ней осталась только нижняя рубашка из тончайшего белого шелка. Теперь ее прекрасное тело было ясно видно в свете свечей, груди с вздувшимися от возбуждения сосками привлекали мужа. Приподняв краешек одеяла, она проскользнула под него:

– Что ты стоишь, как застывший памятник? Иди же, мой шах. Иди, возьми меня!

Мухаммед Мирза, представив после этих слов, а, впрочем, сознательно убедив себя, что все в порядке, быстро разделся и лег рядом с женой. Погладив ее мраморные ноги, он слегка почувствовал что-то, похожее на возбуждение. Но на этом все и кончилось. Не было внутреннего жара, мышцы оставались дряблыми. «Что же такое происходит со мной?», – с горечью спросил он себя.

Хейраниса с еще большим энтузиазмом играла свою роль. Сняв с себя нательную рубашку, она с силой потянула мужа на себя. Он целовал ее шею, губы, грудь, а она от этого якобы еще сильнее возбуждалась, стонала, билась под ним словно рыба, вытащенная из воды. Тонкое одеяло соскользнуло с них, обнажив тела. Теперь уже Хейранисе на самом деле хотелось интимной близости с мужем. В голове даже проскользнула мысль, что не напрасно ли она все это затеяла… Если бы она не заказала колдовство, то сейчас наслаждалась бы с мужем. В состоянии, в котором она была сейчас, Хейраниса могла затащить в постель и самого колдуна. Интересно, колдун действительно настолько уродлив? Она не догадалась спросить об этом у Зиньят. Но теперь уже было поздно. Однако у этой ночи была своя прелесть. Она, наконец, выполнила задание, которое получила в отцовском доме, частично добилась исполнения слова, данного самой себе, будучи еще девственницей. Любовь тюрка с таким ангелом, как она, недозволенна. Так думала Хейраниса. Лишить одного тюрка мужского начала превыше тысяч побед. Разве это не сладостно? Кроме этого, то, что она сделала, можно было считать победой не только лично ее, но и всей родни и даже народа. Она чувствовала, что обязана изгнать всех тюрков из дворца. Те, кто сподвиг ее на это, уже давно покинули этот бренный мир, но она и в одиночку могла достигнуть многого. Теперь он всем руководила единолично. И победит всех в одиночку.

Думая обо всем этом, она радостно улыбалась. Но надо было довести игру в постели до конца, убедиться мужа в том, что он уже не мужчина. Резким движением она перевернула мужа, усевшись на него, как всадник на лошадь. Теперь она постаралась продолжить любовную утеху с еще большим воодушевлением. Она уже чувствовала себя мужчиной и начала делать то, что должен был делать муж. В принципе, вне ложа она и так все делала вместо мужчины. Но быть мужчиной было не так легко, это не удавалось ей так, как хотелось бы. Она была уже настолько возбуждена, что забыла об игре, которую начала. Еще немного, и она высказала бы ему все, что думает о нем.

Мухаммед Мирза был в абсолютно бессильном состоянии. Несмотря на то, что на нем извивалась, стонала, чуть ли не раздирала его на части прекрасная женщина, он был абсолютно никчемен. Он мял ей груди, ягодицы, но не получал от этого никакого удовольствия. Такого с ним никогда не случалось. Даже когда были острые боли в почках, печени, желудке, он умел себя сильно возбудить. Во время любовных утех с Хейранисой боль уходила. Что же происходило теперь, когда не было боли?!

Хейраниса готовилась нанести решающий удар. Муж был совсем бессилен. Его слабые попытки, невнятный шепот смешили ее, при этом доставляя ей удовольствие. Она застонала, но на этот раз сердито:

– Двигайся, ну! Что с тобой? Я уже извелась вся, а ты лежишь как холодный кусок льда. Х-м-м, да уж… – Потом, притворно призадумавшись, взглянула на него. – А может, ты меня уже не любишь?

– Что ты, радость моя, как можно?! – скороговоркой произнес он, но вялым голосом.

– Может, ты сегодня развлекался с наложницами?! Ну, признавайся скорей! Я знаю, что не напрасно их так много во дворце!

– Нет, нет, это невозможно. Ты прекрасно знаешь, что во дворце ни одна женщина не может свести меня с пути истинного. Наложницы только для офицеров и знати.

– Тогда… тогда откуда такая слабость? Отвечай же, скорее!

– Клянусь, я и сам ничего понять не могу. Такого никогда не было. Я… я…

Язык стал заплетаться, у Мухаммеда Мирзы пересохло в горле, сказать он уже ничего не мог. Хейраниса же, получая полное удовольствие от игры, спросила:

– А, может, ты уже не способен как мужчина?..

Словно небо с громом и молниями обрушилось на Мухаммеда Мирзу, эта фраза показалась ему сильной пощечиной.

– Что? Что ты сказала, дочь фарса? Как смеешь?..

Он говорил с трудом, он фактически не услышал самого себя. Ему хотелось, чтобы после этих слов разверзлась земля и он, провалившись, умер… Если бы в полутьме жена видела его расстроенное лицо, она убедилась бы, что это именно так и есть. Сын шаха был прекрасно осведомлен об уме, воле и энергичности своей жены. Если захочет, она разнесет всем по дворцу горькую весть, что ее муж не способен в постели ни на что. А это хуже смерти. Тюрки называют таких бессильными, очень плохо реагируют на такие вещи. А мужское бессилие было подобно смерти.