Вера Сибирева - Сказки и сказы

– Что, – говорит, – тебе, маменька, надобно?

– Сначала, – отвечает Федяшиха, – водицы подай матери. Устала с дороги-то.

Зачерпнула Марья в сенках кружку воды, на крыльце подает матери. Выпила Федяшиха студеной, колодезной водицы, да говорит:

– Стыдно сказать и не сказать грешно. Стара стала. Обносилась. Хочу по миру пойти, милостыню сбирать. Так не подашь ли мне, доченька, мешочек какой?

Быстрехонько взвернулась Марья.

– Вот, – говорит; – маменька, новый сатиновый сшила.

Пошла Федяшиха к средней дочери Дарье. Три дня и три ночи шла.

Приходит она в другую деревню. Кругом лесная трава скошена. Кругом сено луговое сушится. Кругом стога стоят. Подходит к одной избушке. Спрашивает.

– Где здесь Макаровы живут?

– Здесь, – отвечают ей, – в каждом доме одни Макаровы живут. Других фамилий не имеется.

– Может, Дарью вавожскую знаете?

– Вот тут она живет.

Смотрит Федяшиха. Стоит перед ней дом. Не дом, а боярская крепость. Строго возвышаются каменные стены с грозными башнями. В них глаза-бойницы на четыре стороны. Выход со двора на улицу каменный, в выходе двери железом кованые. Двор, что город. Жилая каменная горница на жилом подлете, людская, отдельная стрепная кухня. Против горницы два дубовых погреба с сушилом и напогребницей, да малые ворота на двух щитах. По одну сторону ворот амбары дубовые. Овес в амбарах лежит безвыгребно. По другую – конюшня, на ней сенница. За малыми воротами сад и баня с предбанником. В доме столы бархатом крытые.

Выходит навстречу средняя дочь Дарья. На ней кокошник жемчужный атласный красный, серьги-камень лалы с яхонтом, зерна бурмицына на золоте, будто у важной боярыни.

– Что, – говорит, – тебе, маменька, надобно?

– Сначала, – отвечает Федяшиха, – водицы подай матери. Устала с дороги-то.

Зачерпнула Дарья из бочки стреховой воды, что с крыши после дождя сбежала. Подает у ворот матери.

Испила Федяшиха стреховой воды, да говорит.

– Стыдно сказать и не сказать грешно. Стара стала. Обносилась. Хочу по миру пойти, милостыню сбирать. Так не подашь ли мне, доченька, мешочек какой?

Быстрехонько взвернулась Дарья.

– Вот, – говорит, – маменька, новый холщевый сшила.

Смотрит Федяшиха. Во дворе внуки в рогатины большие камни заложили.

– Ишь, – кричат, – в тараканьи бега подалась! Уходи, старая, туда, куда Макар телят не гонял. Узнаешь, чем крапива пахнет?!

Поплелась Федяшиха, куда глаза глядят. Три дня и три ночи шла. Голод и жажда измучили. Черен день и долга дорога. Глаза слезной пеленой застлало. От слез свету не видит. Просвету нет. Затемнился перед ней весь свет слезами. Обида сердце жгет. Думает:

– Знать скопились мои слезы в перелетную тучку да упали на сухую землю. У черствого человека жалости не вымолить. Добрых людей и горе красит, а бездушным и красота не к лицу.

На рассвете четвертого дня подходит она к деревне – две трубы, четыре избы, восемь улиц. Присела на пригорок. Малость запамятовала. Показалось ей, будто она в своей избе. Марья с Дарьей нарядные стоят. Она им косы заплетает. В углу Настенька сидит. От нее солнечный лучик светится.

– Как же это я, – думает, – того лучика раньше не заметила?

Слышит, будят ее.

– Что с тобой, тетенька?

– Вот, с пути сбилась. Ищу дочь свою младшую. Не живет ли в вашей деревне Настенька вавожская?

– Ах, Настенька – красно солнышко? Вон на горке живет. Сейчас скличем.

Смотрит Федяшиха. На горе избушка стоит. Крыша соломой покрыта. Двор кольцом. Три жердины конец с концом. Три кола вбито. Три хворостины завито, сверху бороной накрыто. Одни ворота, что на двор, что со двора. Рядом обрыв. Внизу речка течет… Летит по горе ясным соколом Иванушка. Штаны да рубаха по ветру полощут.

– Здравствуй, матушка! Как ты?

– Да, вот, – отвечает Федяшиха, – стыдно сказать и не сказать грешно. С капли дождь начинается да ливнем кончается. Хочу по миру пойти, милостыню сбирать.

– Ох, постой, матушка! Плохи ты речи держишь. Утро вечера мудренее. Вот приедет Настенька, как скажет, так и будет.

Подхватил Федяшиху и увел в избу. Воды натаскал. Баньку истопил. Чистое белье подал.

Помылась Федяшиха. Переоделась. Белье-то Настенькино как раз в пору пришлось. В аккурат, нигде не жмет, не болтается.

Напоил Иванушка ее чаем и спать уложил на кровать деревянную, перину перовую, подушку пуховую. Прикрыл одеялом атласным.

Поутру, с сенного базара Настенька приезжает. По ненастью солнышком светит.

– Здравствуй, маменька! Как ты?

– Да, вот, – отвечает Федяшиха, – стыдно сказать и не сказать грешно. Стара стала. Обносилась. Хочу по миру пойти, милостыню сбирать. Так не подашь ли мне, доченька, мешочек какой?

– Ох, стыд-то какой! Нет, маменька, мешочка я не подам! Лишний рот для нас не помеха. У нас жить будешь.

Достает Настенька подарки ижевские. Пять наряданых платьев, материалу единого, только размеру да фасону разного. Младшая дочка прыгает, в ладоши хлопает.

– Всем одинаковы, всем одинаковы…

– Да, как же иначе-то? Вы у меня, как пять пальцев на руке. Любой ущипни, больно будет. А тебе, маменька, платок кашемировый с незабудками да кистями шелковыми.

День прошел. Другой прошел. Третий идет.

Смотрит Федяшиха. Вроде изба старенькая. В углы просветы видны, а в избе светло и тепло. Изба по белу, без копоти. На долгой лавке с руки прясть и по свету. Не красна изба, а честь сытая. Ребятишек куст, а все одеты, ухожены. В избе разными вениками не метется.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.