Оксана Демченко - Перевернутая карта палача

Допрашиваемый порылся в складках плаща и протянул вперед ладонь, сам с некоторым недоумением изучил стертую серебряную монетку и два крупных медяка.

– Совсем нет, – сделал вывод Ул. – Ничего себе Монз умеет наказывать! Так, сиди тут и даже не дергайся. На весь день ты – моё наказание, приходится принять правду.

Ул помолчал, рассматривая «наказание». Парень рослый, костлявый, но вроде бы крепкий. Волосы темные, длинные, на затылке собраны в хвост, как часто делают нобы. Кисти рук имеют селянские мозоли, но ногти довольно аккуратные… А одежда такова, что нищие побрезгуют. Много пыли, цвет вылинял неизвестно когда, тонкие швы ловко прячут следы многих починок…

– Меня зовут Ул. Вернее, меня никак не зовут, но маму зовут Ула, а отца, который должен был бы дать сыну личное имя, у меня нет, ведь я урожденный утопленник, – начал трещать Ул, пока парень не скис окончательно. – Тебе интересно? Ах, значит, всё же слушал, раз теперь киваешь. Сиди тут. Договорились? Вернётся гундосый, делай вид, что умер. Не лезь ни во что. Понял? Я выпрошу на рыбном рынке тележку. Или ещё где выпрошу. Ты бы и сам мог, но ты не того сорта дурак, чтобы запросто перемалывать слова в муку. Небось, тебе трудно выговорить «простите». Значит, у тебя слово имеет вес. Значит, ты определённо моё наказание. Эй, я умею думать?

Расхохотавшись, Ул вскочил и умчался вниз по улице, спиной ощущая недоумение слушателя – большое и всё сильнее разбухающее, прямо как лужа в грозу.

Бежалось легко, думалось трудно. Неужто такой бестолковый дурак однажды станет старым и достойным уважения переписчиком, не умеющим помнить зла? А ты, ловкий куда более, оплошаешь? Нет… что за глупая мысль! С чего прицепилась? Муха, а не мысль. Навозная муха.

– Тётушка Ана, тётушка Ана, я наловлю серебряных угрей, – цепляясь обеими руками за угол дома, выдохнул Ул, налетев на нужного человека и едва не разминувшись с удачей.

– Чего надо? Прошлый раз обещал сома из сказки, – сощурилась дородная торговка, щелчком в лоб отодвигая оборванца. – Сом был так себе, басня, не больше. До сказки ему полтелеги не хватило, помнишь, да?

– Я лучший на всю Тихую Заводь ловец серебряных угрей.

– Тут не вшивая деревенька, да? Что надо? Я пока слушаю, но стоять без дела из-за всяких там не собираюсь.

– Тележку, до вечера. Прошу, добрая тётушка, я к утру заполню её угрями, с горкой. Ну или…

– Враки из тебя лезут, как черви из навоза. С горкой… – торговка поджала губы. – Угря обещай летом, тогда, глядишь, поверю, а то и приплачу, да. Язь по весне куда надёжнее, ежели с горкой. Во-от, – торговка развела руки как можно шире и пошевелила пальцами, ещё увеличивая размер запрашиваемого. Подумала, чуть убавила аппетиты. – Вот такой самое малое. Уворуешь тележку, испозорю самого ноба Монза. Не добудешь язя, перешибу тебе ноги. Понял, да?

– Тётушка, он правда ноб? – шёпотом удивился Ул.

– Не знаю, а только осенью к нему из столицы приезжали, прям от канцлера, да! Вот ты какого человека тянешь в поручители. За-ради моей тележки, да-а-а…

Торговка приняла гордую позу, видя себя самое малое – княгиней. Красная рука ощупала кошель и добыла монету с дыркой, уронила на мостовую, вроде милостыни. Ул послушно подыграл, нагнулся и шумно возблагодарил, чтобы вся улица знала о доброте Аны и не услышала ни словечка лишнего про цену благодеяния, вымеряемую в язях. Теперь дело за малым: домчаться до рыбного рынка, показать меченую монету и поругаться с наёмными торговками, расстаться ещё с двумя медяками откупа, чтобы вместо малой тележки дали большую, на здоровенных колесах.

Исчерпав суету, Ул нахмурился, похолодел от мгновенного подозрения: он берется за непосильное дело… и стал упрямо толкать тяжёлую, неповоротливую тележку вверх по мостовой. Иногда голова Ула сама собой дергалась, отгоняя назойливую муху опасения. Как ухитриться и вывезти труп коня, почти что в одиночку? И куда? После не лучше, надо спешно добыть наживку, ведь без язя, пусть и не сказочно огромного, Ана к утру сделается наказанием похуже сегодняшнего парня-недотёпы!

Надёжно уперев перекладину тележки в стык булыжника и сунув в кошель три медяка, поднятые по дороге, Ул мрачно глянул на своё нынешнее наказание. Парень совершенно бестолковый… лепечет благодарности, губы дрожат, руки прыгают. Глаза красные. Он, выходит дело, сидел как велено, от себя лично расстарался лишь на оплакивание коня. Ничего иного не выдумал. Полезного.

– Сэн, это личное имя, – бестолково сообщил парень, кланяясь. Затем он наконец рассмотрел тележку и оторопело добавил: – А… а как же мы погрузим Бунгу? И как мы его… я его…

– Молча погрузим. Да, с первой попытки вряд ли получится, – признал Ул. – Так, поднимай ему голову, я наклоню тележку и – с разгону.

– Но…

– «Но» отдай собакам на обед, – оскалился Ул, примеряясь к кривым и шатким оглоблям, чуть сходящимся к мошной продольной ручке. Тележка была такова, что можно и толкать, и впрягаться. Ул зажмурился, прогоняя сомнения. – Эй, Сэн… Молить о чуде ты годен? Живо моли, чтоб телега не рассыпалась. У тётушки Аны рука такова, что стража опасается. Готов… сейчас… В Заводи у нас соседка была тоже Ана. Слушай, неужели та годам к сорока станет вроде этой? Вот страх-то, знал бы банник, не шалил бы.

Сэн, прикусив губу до крови, держал голову коня и, кажется, не слышал ни слова из пустого трёпа. Парня качало от слабости, помощник из него был никакой, сам не падал, уже дело. Толкнув телегу назад-вперед, чтобы понять её повадки, Ул сощурился особенно узко, сжал зубы – и уперся в полную силу, чиркая дощатой «челюстью» по камням и с ходу поддевая труп коня на плоскую дощатую плиту, где обычно умещали в рядок бочки с засоленной рыбой. Дно телеги проскрипело по мостовой, оглобли хрустнули – и на доски подделись плечи коня и часть туловища. Ул обреченно вздохнул, покосился на своё наказание. Сэн исправно молил невесть кого о чуде: губы беззвучно шептали…

Пойди пойми, отчего в парне злит решительно всё! Но проще добывать топляки в ледяной воде, чем на людях делать вид, что вы вдвоём справляетесь с невозможным.

– Повезло, – веско сообщили из-за спины.

– Щас хряпнется или погодя навернётся, – прикинули левее.

– Пусть дохлятину под зад подденет, во пойдёт потеха, – понадеялись справа.

Город полон добрыми людьми, готовыми если не подставить плечо, то поддержать ближнего напутствием. Ул усмехнулся, ощущая прилив сил. Город велик, но до чего он схож с родной Заводью! Разве мнений больше и толпа гуще. Ул подлез под продольную ручку и попробовал потянуть её на себя всем весом.

Оглобли упрямо смотрели вверх. Они точно знали, что мертвый конь гораздо тяжелее Ула, даже очень злого и решительного. Ул рванул резко, морщась в ожидании предсказанного «хряпа». Но телега не сдавалась, не ломаясь и не меняя положения. Вокруг начали посмеиваться. Ул крутнулся, внимательно рассматривая улицу. Он твердо знал, что упрямство притягивает удачу, даже если до того оно же притянуло беду…