Карл Мунк - Один

Мать Скади прижимала к себе девочку, уговаривала:

– Тихо! Тихо! Не бойся!

А Скади, терпеливо снося нехитрую ласку, едва сдерживала слезы: ей тоже хотелось выть, кричать и кусаться. В ушах стоял непрестанный вой. Стены хижины раскачивались, застя кровавыми кругами глаза, словно в хижину снаружи прыгнул хищный зверь.

– Мама, что это? – выдавила Скади, борясь со спазмами в горле.

– Паника, девочка. Это паника толпы, самое страшное…

Тогда Скади не поверила: неужели что-то может быть страшнее смерти? А теперь слова всплыли, вспомнились, Страшнее смерти может быть позорная смерть, когда на свет прорывается чудовище в человеческом обличии.

Вот и теперь в отрывистых окриках, захлебнувшемся от толчка соседа плаксивом всхлипе, тоненьким писке, где голоса, паря над толпой, вливались в единый поток, Скади чуяла знакомого зверя.

Собрались на удивление быстро. Фрейру и Ньёрду даже не пришлось объяснять, где находится пещера, скрывавшая ведущий в подземный город туннель.

Правда, некоторые из молодых кричали, что лучше спасаться, попросившись в Асгард. Но Фрейр прикрикнул на гордецов: теперь, когда выход был найден, бог воспрял духом. Вихрем скользил в толпе, подгоняя отставших. Помогал тащить чьи-то узлы. У беременной женщины, прижимавшей к огромному животу двухлетнюю девочку, перенял ребенка. Оглядевшись, сунул здоровенному битюгу, опасливо косившему глазом на обретенное сокровище.

– Держи крепче невесту, – пошутил Фрейр, торопясь вперед.

А огонь вползал горячей лавой в верхний Альфхейм.

В пещере, нагромождении свисающих сталактитов, замешкались. Фрейр завозился, пытаясь стянуть с безымянного пальца кольцо. За долгие годы кольцо вросло в кожу, лишь проворачивалось. А иначе было не отпереть ворота, ведущие в нижний город. Замок, запечатанный князем еще тогда, когда он запретил карликам и цвергам шататься по верхнему Асгарду, проржавел, словно коростой, покрытый воздушной пыльцой ржавчины.

Ньёрд, напрягая мускулы, рванул дужку. Металл хрупнул, переломившись.

– А ты говоришь: священная печать, – подтрунил над приятелем.

Ворота, разойдясь створками, отворились, пропуская в рассеянный свет пещеры кромешную темноту города цвергов.

На нижние уровни, где в черноте ночи что-то возилось, копошилось и попискивало, ваны не спускались.

Самые любопытные рисковали приблизиться к краю пропасти, которой обрывался когда-то соединявший верхний и нижний Альфхейм, туннель.

Самые трусливые прислушивались к тишине по ту сторону ворот: нижний Альфхейм крал все звуки, словно уши заложило ватой.

Остальные расселись по платформе, образованной горной породой, более крепкой (остальная часть туннеля обрушилась, как видно, давно). Высшие ваны обосновались в стороне. Среди седых макушек старейших и непокрытых голов правителей выделялась рыжая копна Скади. Когда женщина поворачивала голову, волосы вспыхивали мириадом искр.

Ньёрд поморщился. Наклонился к теплым волосам жены:

– Не вертись, посиди смирно: сейчас решается судьба Альфхейма, а ты – будто любопытная сорока.

Скади послушалась. Села, обхватив руками колени. И снова перед ней, выгнув спину, явилась хорошенькая молодая кошечка. Прилизанная шерстка лоснилась, дочиста вымытая, до последней шерстинки. Зеленые глаза с прорезью зрачков, не мигая, глядели на Скади приветливо и дружелюбно. Кошка потянулась. Скади взяла шелковистый клубок. Кошка уютно устроилась на скрещенных руках богини и, показав на миг острые зубки, зевнула.

– Пожар кончился, – объявила Скади, глядя поверх голов ванов.

Боги переглянулись. Не поверили.

– Пожар ушел обратно под землю, – уверенно повторила Скади, выпуская из рук кошку. Зверек недовольно заурчал.

– Откуда ты знаешь?

– Не слишком ли много на себя берет жена Ньёрда?

– Мне кошка… – Скади, перекрывая голоса, начала говорить, но запнулась: кошка, подобрав под себя лапы, укоризненно мела землю хвостом, готовая прыгнуть.

Проверьте, – отрезала Скади.

По-видимому, другие вещую кошку не видели, и Скади, как должное, приняла, когда зверек, на прощание мяукнув, расстаял.

После нерешительных переговоров, бестолковых «а если», ворота отперли. В устье туннеля хлынул яркий свет, Земли верхнего Альфхейма стояли нетронутые. Роща вдали туманилась листвой, неразличимо переходившей в зелень травы.

Лишь далеко, где-то на другом краю болота, курились торфяники.

Знамение! Чудо! – зашептали, залепетали голоса.

Асы забавляются, – различила Скади ясно очерченный голос. Оглянулась. Хейма она часто видела в лесу, он считался удачливым охотником и рассудительным парнем.

Забавы асов, – про себя повторила Скади, твердо решив, что потерять второй дом не может.

Альвар, перехватив быстрый взгляд жены Ньёрда, отметил, что упоминание об асах безобразит лоб Скади морщинами.

Теперь, когда возник вопрос о том, как добраться до Асгарда отряду воинов, Альвар кстати припомнил и мрачную тень, мелькнувшую на лице Скади, и того, кем женщина откровенно любовалась. Скади, привыкшая жить одним днем, когда на последствия оглянуться все равно не будет времени, так и не научилась прятать эмоции.

Ее тягу к крепким мужчинам замечали все в Альфхейме – Ньёрд сносил, зная, что на что-то большее, чем помочь спуститься со ступенек или, приподняв за талию, подсадить Скади в седло, никто из ванов не мог решиться, опасаясь Ньёрда.

– Послушай, – вызвал Альвар Хейма в неосвещенный коридорчик. Остальные, разгоряченные выбором дня выступления, не заметили, что из общего зала выскользнули две тени.

– Ну, что еще? – Хейму все чаще казалось, что молодые ваны занимаются не настоящим делом, а лишь будоражат кровь: таинственность сборищ, скрытность, с которой выскальзываешь из дому, возможность ругать светлейших, не опасаясь быть застигнутым – к этому сводились все труды Хейма? Для этого он столько думал о несправедливости мира, где обитал? Альвар, похоже, на поверку оказывался лишь горластей да начитанней многих. И вот теперь он еще хочет, чтобы Хейм подговорил богиню Скади обокрасть собственного мужа?

– А по-другому – никак?

– Ты что, струсил? – зашептал Альвар, глотая слоги. – Причем, поторопись. Ньёрд в отлучке, женщина – хозяйкой в палатах бога. А, заполучив черный шар, мы можем появиться в самом Гладсхейме – обиталище великого Одина.

Он сыпал слова, словно бусины, гладкие, блестящие, красивые. Таких слов Хейм не знал, не умел говорить складно и убедительно. В конце концов буркнул:

– Ладно, я попробую. Но учти: если ты думаешь, что я буду сильно настаивать или угрожать, ты ошибаешься. Я лишь спрошу, может ли Скади отпереть сундук.

– Какой сундук?

– Да не цепляйся к словам! Ларь, сундук или что-то другое, где Ньёрд прячет свое сокровище, я грабить не буду!