Вальмика - РАМАЯНА

Когда я услышал человеческий голос, лук выпал из рук моих; испуганный, я поспешил на крик и на берегу Сарайю увидел юношу, распростертого у самой воды, пронзенного моей стрелою. Рядом с ним лежал кувшин. Тело его было покрыто грязью и кровью. Он поднял на меня глаза и сказал: «За что ты убил меня, царевич? Что сделал я тебе дурного? Ведь ты убил вместе со мною и моих родителей, дряхлых, слепых и беспомощных, – я был их единственной опорой. Что станется с ними? Они ждут меня теперь – я обещал им принести воды из реки – и не знают, что я умираю здесь, на глазах у тебя. Ступай по этой тропе, о царевич, она приведет тебя к хижине моего отца. Поведай ему о моей смерти, но будь осторожен – берегись его проклятий. Но прежде чем идти, извлеки эту стрелу, которая мучает меня. И не бойся, что тем лишишь меня жизни, – я не брахман родом, и грех твой не будет тягчайшим».

И когда я вытащил стрелу из его раны, он испустил дух. Подобрав кувшин с водой, я пошел по тропе и достиг одинокой хижины. Там увидел я престарелых родителей юноши, беспомощных, подобных птицам, у которых обрезали крылья. Я сказал им о смерти их сына; поведал я и о том, как это случилось. И, сраженный страшной вестью, отец убитого проклял меня. «Я мог бы испепелить тебя на месте моим проклятием, – сказал он мне. – Но ты погубил сына моего неумышленно и сам пришел сказать мне о его смерти. Поэтому не сразу поразит тебя мое проклятие – ты умрешь от тоски по своему сыну, как умираю я теперь». Затем, свершив поминальные обряды, родители юноши взошли на погребальный костер, и души их отлетели на небо.

Ныне сбывается предсказание старого отшельника, – плача, промолвил царь. – Я умираю от тоски по сыну. О Каушалья, я больше не вижу тебя; коснись меня руною. Ах, если бы Рама был здесь и коснулся меня сейчас, я, кажется, мог бы еще жить. О, благословенны, трижды благословенны те, кто дождется его возвращения! Чувства мои угасают, как угасают и превращаются в дым лучи светильника, в котором не осталось масла. И как бурный поток разрушает свои берега, горе мое разрушает мое тело. О сын мой, опора моя, ты ушел от меня! О Каушалья! О бедная Сумитра! О жестокая, о враг мой, Кайкейи, ты, что опозорила род свой!» – И с этими словами царь Дашаратха испустил свой последний вздох.

Утром, пробудившись, царские жены нашли его недвижимым на его ложе. Сначала подумали они, что слит он; но, не слыша его дыхания, они затрепетали, как листья на ветру. Когда же истина открылась им, громкие вопли и плач их огласили царский чертог. Видя царя бездыханным, Каушалья обвила его тело руками и разразилась безутешными рыданиями. «Радуйся, о жестокосердная Кайкейи! – восклицала она. – Ты добилась исполнения своих желаний». И горько плакала и убивалась Сумитра и вместе с нею Кайкейи и все жены царя.

Великое горе и смятение охватило Айодхью. Собравшись во дворце, приближенные царя совершили печальный обряд. Но в отсутствие сына царя они не решились предать тело погребальному костру и, поместив его в чан, наполненный маслом, стали держать совет. Они обратились к Васиштхе, вопрошая его о том, как надлежит им поступать далее. «Страна, лишенная царя, – говорили они, – подвержена бедам и мятежам, ей угрожают враги; младшие там не повинуются старшим, жены – мужьям; жители не строят домов, не возделывают полей, не приносят жертвы богам; богатство не имеет надежной охраны; купцы, прибывшие с товарами из дальних краев, не знают безопасности на дорогах; нет защиты от воров и разбойников; никто не может ни приобрести имущества, ни сохранить приобретенное. Люди в такой стране живут как рыбы, пожирая друг друга, и государство идет к гибели. Назови нам нового царя, о Васиштха! Ибо страна без царя – все равно что река без воды, лес без листвы, стадо без пастыря!»

Выслушав эти речи, Васиштха сказал: «Бхарата, на которого государь возложил бремя царского долга, живет в столице дяди своего вместе со своим братом Шатругхной. Не мешкая пошлем за ним гонцов». И советники согласились с ним.

Тогда он призвал к себе четверых приближенных царя и приказал им: «Отправляйтесь сей же час на быстрых конях в столицу царя Ашвапати. Скажите Бхарате, что я и советники просим его и Шатругхну возвратиться незамедлительно в Айодхью, ибо того требует неотложное дело. Но ничего не говорите ему до времени о бедах, постигших род Рагху, – об изгнании Рамы и о смерти царя».

Гонцы, повинуясь Васиштхе, отправились в дорогу и поздно вечером на седьмой день пути прибыли в Гиривраджу.

В ту ночь, когда гонцы из Айодхьи прибыли в столицу Ашвапати, Бхарате приснился недобрый сон. И на следующий день он был задумчив и грустен, и напрасно, призвав красивых танцовщиц, друзья старались развлечь его плясками, игрой на лютне и веселыми представлениями. Он не рассмеялся ни разу, и печаль не покидала его. Наконец один из друзей спросил: «Почему нерадостен ты сегодня, царевич, здесь, в окружении твоих друзей?» Бхарата сказал: «Этой ночью я видел во сне моего отца, бледного, с развевающимися волосами; я видел, будто он упал с вершины горы в грязный пруд, полный коровьего навоза. Потом я увидел его, покрытого с головы до ног маслом, и, смеясь, он черпал масло пригоршнями и пил его. И снилось мне, что месяц упал с небес на землю, и земля разверзлась, и обнажилось дно океана. Листва опала с деревьев, и все горы стали извергать дым. И опять я увидел моего отца; в черной одежде и с венком из красных цветов на голове, он уносился к югу на колеснице, влекомой ослами. Женщина в красном платье смеялась над ним; и я видел, как свирепый обличьем ракшас схватил его и поволок за собою. Это мрачное сновидение не идет у меня из ума, и безотчетный страх томит мою душу – вот почему я невесел и не отвечаю на ваши речи. Я не могу избавиться от непонятной тревоги; этот сон предвещает недоброе нашему роду!»

В то время как он говорил это, послы из Айодхьи вступили в царский дворец. Принятые с почетом царем Ашвапати, они принесли богатые платья и украшения в дар ему и царевичам и обратились затем к Бхарате – передали ему слова Васиштхи, как тот повелел им. И на все расспросы Бхараты о здоровье царя и цариц и братьев гонцы отвечали кратко, что все здоровы, но неотложное дело требует возвращения Бхараты и Шатругхны в Айодхью.

Испросив разрешения у царя Ашвапати, Бхарата отправился в путь с Шатругхной. И царь кекаев богато одарил его на прощание: он подарил ему огромных слонов с Ираватских гор, и быстрых коней, и верблюдов, и сторожевых собак с клыками, как мечи, силою подобных тиграм, и две тысячи золотых монет и снарядил многолюдную свиту сопровождать его. Но щедрые дары не тешили душу Бхараты, омраченную тревогой.

Нигде не останавливаясь надолго, держал Бхарата путь домой через леса и реки, оставляя позади своей колесницы города и страны, и, когда миновала седьмая ночь пути, на рассвете он увидел перед собой Айодхью. Но, приближаясь к городу, Бхарата был удивлен царящей в нем тишиной. Безлюдны были сады, обычно полные по утрам любителей развлечений, веселившихся ночь напролет; из городских ворот не выезжали и не въезжали в них колесницы и повозки, не шествовали слоны и вьючные животные, и людей не было видно на дороге. И сердце Бхараты сжалось, предчувствуя беду.