Гянджеви Низами - Пять поэм

Как значенье из слова, пророка был выявлен свет.
Было принято «слово» и сказано было «привет!»

Чудо вечного света, который вовек не убавить,
Лицезрел он очами, — но их невозможно представить!

Лицезренью его были чужды случайность и суть,
За случайность и суть далеко перешел его путь.

До конца, безусловно, как мудрые молвят неложно,
Бога он лицезрел: лицезрение бога возможно. [37] …лицезрение бога возможно. — Тема жарких схоластических споров эпохи Низами о том, какими глазами видел Мухаммед Аллаха во время вознесения. Низами отстаивает здесь суфийскую точку зрения, согласно которой плоть Мухаммеда претерпела такие изменения, что он видел Аллаха телесным зрением. В противоположность ортодоксальному духовенству, буквалистам, он описывает вознесение Мухаммеда не как физический полет, а как внутреннее странствие, подобное странствию Данте по кругам рая. Тело Мухаммеда физически оставалось на месте, но дух, божественная суть его, вне времени осуществила описанный Низами путь. Если принять во внимание, что, согласно суфийским астрологическим представлениям, органы человеческого тела мистически соответствуют созвездиям, входящим в двенадцать созвездий зодиака, противоречие между вознесением духа пророка на небо, участием тела пророка в этом вознесении (ср. стих: «Вместе с клеткой плотской из земной унеслась западни Птица сердца…») и физической неподвижностью тела пророка — снимается.

Да не будет же скрыто, что на́ небе видел пророк.
Да ослепнет сказавший, что бога он видеть не мог.

Он не зрел божества никакими иными глазами,
Видел этими самыми, видел земными глазами!

Вне пространства и места он эту завесу узрел,
Он вне времени шел, в недоступный проникнув предел.

Каждый, кто ту завесу узреть получил дозволенье,
Был допущен туда, где отсутствуют все направленья.

Есть и будет Аллах, но в каких-либо точных местах
Нет ему пребыванья, и кто не таков — не Аллах.

Отрицая незыблемость божью, порвешь ты с исламом,
Бога с местом связуя, невеждою будешь упрямым.

Бог вино замешал, эту чашу пригубил пророк
И на прах наш невечный из чаши той вылил глоток.

Вечносущего милость его провожала дыханье,
Милосердье его исполняло пророка желанья.

Губы сластью улыбки изволил украсить пророк,
Правоверных к молитве своим он призывом привлек.

Каждый помысл пророка изведал богатство свершенья,
И увидел пророк всех желаний своих исполненье.

Стал он мощен, побыв в той обители рядом с творцом,
И к мирской мастерской, возвратясь, обернулся лицом.

Горний путник любовь нам в подарок принес благодатно,
Он в мгновенье одно отлетел и вернулся обратно.

Ты, чьи речи печатью замкнули наш смертный язык,
Ароматом своим животворно ты в души проник.

Пусть же щедрость твоя, о всевышний, не знает предела,—
Помоги Низами до конца довести его дело.

Он украсил все девять небес и седмицу планет,
Был последним посланцем, последним пророком Ахмед.

Разум — прах под ногами его, без предела и срока
Мир, и тот и другой, к торокам приторочен пророка.

На лужайках услад гиацинту свежей не цвести,
В море тайн драгоценней жемчужины ввек не найти.

Девой звездной встает гиацинт среди неба дневного,
В алом яхонте солнца его изначальна основа. [38] Девой звездной встает гиацинт среди неба дневного, // В алом яхонте солнца его изначальна основа. — Очень сложный образ. Дева — созвездие Девы, гиацинт — черные волосы пророка («созвездие Девы» и «гиацинт» на фарси — омонимы). Сияние волос пророка породило свет солнца, подобно тому как свет солнца порождает яхонты в глуби скал (представление средневековой мусульманской минералогии).

Сахар губ не желал он в улыбке раскрыть никогда,
Чтобы жемчуг его у жемчужниц не вызвал стыда.

Сердца тверже, чем камень, вовек не поранил он грубо,—
Как же камень пророку мог выбить жемчужину зуба? [39] Как же камень пророку мог выбить жемчужину зуба? — В жизнеописании Мухаммеда рассказано о том, что во время одного из сражений с противниками ислама воин метнул из пращи камень и выбил пророку зуб.

Было каменным сердце у камня, безумствовал он:
Был поступок его лихорадочным жаром внушен.

Муфарри́ха вкусить разве камню нашлась бы причина.
Если б жемчуга он не разбил, не растер бы рубина?

Но одной из жемчужин лишил его камень врага,
Отделил от него, обездолив его жемчуга.

Из темницы ларца от него унеслась драгоценность,—
Удивляться ль, что в камне тогда родилась драгоценность?

Чем уплачивать виру? Мошна ведь у камня пуста,—
Как же вздумал он прянуть и сжатые ранить уста?

Пусть внесут самоцветы, из камня рожденные, плату
За разбитые губы, — оплатят ли зуба утрату?

Драгоценные камни, возникшие в недрах земли,
За жемчужину зуба как вирою стать бы могли?

Стала вирой победа, [40] Стала вирой победа… — то есть победа пророка в этом сражении стала вирой за его выбитый зуб. в боях добыла ее сила,
Добровольно победа главу пред пророком склонила.

Он кровавою влагой омыл свой пораненный рот,
Миру вновь показал, что своих не жалеет щедрот.

Взял он выбитый зуб и врагу, без вражды и без лести,
Отдал в знак благодарности и отказался от мести.

От желаний былых он отрекся затем, что ни в чем
Он в обоих мирах не нуждался, ни в этом, ни в том.

В управлении войск, под его воевавших началом,
Бранным стягом была его длань, а язык был кинжалом.

Зуб кинжалом извергнут его языка, потому
Что остро лезвие и зазубрины вредны ему.

Но зачем же все это? — чтоб люди от терний бежали,
Зная щедрость пророка, и розою дух услаждали.

Для чего же колючки, коль розы обильны твои?
Неужели ты четки на хвост променяешь змеи?

Откажись от ворон, если раз любовался павлином,
В сад иди, если раз был ты пеньем пленен соловьиным.

Розой дух Низами, осененный пророком, цветет,
Он над зарослью роз соловьем сладкозвучным поет.