Эдвин Хартленд - Легенды старой Англии

Доверчивые летописцы (историки) заносят их в свои повествования как достоверные сведения. Священники пространно рассуждают о них, а моралисты или просто досужие рассказчики анекдотов используют их для подтверждения какой-либо вымученной темы или просто вспоминают о них именно из-за какой-нибудь странности. Таким образом английские и валлийские саги сохранились в древней литературе, а поэты, очарованные их красотой, обеспечили им вечную жизнь. Однако для детской сказки все эти пути трансформации оказались закрытыми. Ее существование зависело от популярности среди последующих поколений матерей и детей. Если по какой-то причине популярность детской сказки вдруг уменьшалась или сходила на нет, она исчезала из человеческой памяти. Правда, отдельные или самые поразительные ее элементы могли вести независимую жизнь и остаться в коллективном воображении народа. Они могли перетечь в саги или даже в другие детские сказки или трансформироваться в юморески, хотя целое, частью которого они являлись, давно исчезло.

Если предположить, что каким-то образом целый цикл детских сказок потерял популярность и был утерян, то получится как раз ситуация, сложившаяся в Уэльсе, в несколько меньшей степени в Англии, возможно, в Шотландской низменности (район Центральной Шотландии в долинах рек Форт и Клайд. – Пер. ) и в Шотландии. Все другие европейские страны сохранили множество детских сказок, но очень мало было записано в Шотландской низменности, еще меньше в Англии и ни одной в Уэльсе. Можно, конечно, возразить, что их не искали. Поскольку сказки в основном рассказываются для развлечения детей, которые, взрослея, теряют детский склад ума и уже не получают от них удовольствия, сказки нелегко коллекционировать. Взрослые, не совсем забывшие сказки, повторяют их только своим детям, а посторонние люди, не занятые их серьезным поиском, их и не слышат. Очень часто даже опытный собиратель фольклора с большим трудом добывает детскую сказку. Даже если он находит людей, желающих поделиться своими знаниями, ему нелегко донести до них мысль о важности детских сказок, а если это и удается, то рассказчики просто предполагают, что над ними хотят посмеяться, и, естественно, притворяются, будто ничего такого не знают. Поэтому от собирателя фольклора требуются огромное терпение и такт, и зачастую он лишь случайно достигает своей цели. И, даже принимая эти доводы во внимание, если у валлийцев были сказки, кажется по меньшей мере странным, что ни одна из них не сохранилась. Таким образом, мы должны предположить, что детские сказки утеряны, а в поисках причины не следует забывать и о частичной утере этой традиции у англичан и шотландцев. Если мы сможем найти причину, достаточно убедительную и общую для всех трех наций, но не характерную для других европейских народов, она, вероятно, и будет истинной. Здесь мы можем лишь подвести итог подобному историческому расследованию.

Причина, которая может прийти в голову большинству читателей, – распространение образования. В дни Джона Нокса (XVI век. – Пер. ) в Шотландии существовали школы, где шотландские мальчики получали начальное образование. В Англии, несмотря на многие полезные учреждения, доступ к образованию, даже самому элементарному, до недавнего времени был весьма ограничен. К тому времени знания, существовавшие в необразованной среде, весьма любопытным образом способствовали уничтожению большинства местных детских сказок. Сказки Шарля Перро, неожиданно ставшие популярными во Франции в конце XVII века, были переведены на английский, и дешевые книжки с яркими обложками и грубыми гравюрами быстро наводнили всю страну. Золушка, Синяя Борода и остальные столь хорошо знакомые нам персонажи, как кукушонок в воробьином гнезде, быстро вытеснили птенцов-воробышков. Однако в Уэльсе местный язык должен был предотвратить вторжение этих чужеземных историй. Нельзя сказать, что школ не было вообще, но их было чрезвычайно мало, и мы не можем возложить на них вину за утерю местных детских сказок. Вероятно, была какая-то другая, более мощная причина. Я вижу такую в евангелическом протестантизме, который господствовал не только в Уэльсе, но и в Шотландии и в Англии. Строго монотеистические, его герои, а было их немало, никогда не возводились в ранг полубогов, как святые средневековой церкви. Более строгий в подавлении радостей жизни, чем любая другая влиятельная религия в Европе, протестантизм с неодобрением относился ко всякому творческому воображению, за исключением штудий сугубо теологического свойства, и заменял бесполезные народные сказки более поучительными и «достоверными» историями о Ное, Иакове и Самсоне. Так происходило в Англии и Шотландии со времен Реформации. Позднее процесс замедлился из-за прекращения активной религиозной пропаганды, благодаря почти полному отсутствию нонконформистов (сект, отделившихся от англиканской церкви и не признававших ее власти, например баптистов, методистов, пресвитериан. – Пер. ). В Англии, где нонконформизм существовал всегда, этот процесс оставался более-менее активным, и, несомненно под его влиянием, вытеснение детских сказок из народной памяти началось еще до распространения переводов сказок Перро. После вступления в силу «Акта единоверия» и Уэльс не оставался без нонконформистов. Но их число было незначительным, особенно в Северном Уэльсе, до возвышения методизма, возглавляемого Хауэллом Харрисом и его коадъюторами. В то время расцвет религии, подобный тому, что имел место в Англии, но гораздо более мощный, потряс весь Уэльс, немедленно оказав огромное влияние на нравы всего населения, кроме высших классов. И не только на нравы. Без преувеличения можно сказать, что изменился весь образ мыслей народа. Проповеди заменили футбол, а религиозные собрания – пьяное веселье. Те, кто умел читать, читали Библию своим соседям; духовные запросы объединяли людей и обеспечивали главную тему беседы, и это не было мимолетным увлечением. Духовенство, в большинстве своем назначаемое из Англии, не знало местного языка, не заботилось о спасении душ и выполняло свои обязанности весьма небрежно, с радостью сбегая с церковной кафедры в пивную (паб), от священного обряда к вольным деревенским забавам. Харрис, Уильямс и Роулендз, отцы уэльского возрождения методизма, были людьми другого сорта. Они не прощали нарушения священного дня отдохновения, пьянства и богохульства; танцы и деревенские игры казались им едва ли меньшим злом перед лицом страшных реальностей жизни и смерти. Они не могли допустить, чтобы их новообращенные вновь были ввергнуты в пучину греха, и соответственно повсюду объединяли их в сообщества с моральными принципами, столь же ортодоксальными, как и их собственные. Их вдохновенные проповеди и личный пример ускорили разочарование паствы в родственных религиях и обеспечили подавляющее господство протестантского нонконформизма. В Англии Уайтфилд, Уэсли и другие лидеры евангелистского движения руководствовались теми же возвышенными мотивами и проводили такую же политику, хотя и с меньшим успехом. Вне всякого сомнения, их деятельность можно оценить положительно. Эти ревностные люди не только молились о спасении душ; подавлялись открытые проявления безнравственности; порицались жестокие виды спорта, такие как петушиные бои и другие виды хулиганства. В образцах поведения превалировали не физическая, а моральная и духовная стороны.

Читать дальше