Джеймс Ханауэр - Мифы и легенды Святой земли

– Этот прохвост лишился своего хвоста, – сказал себе леопард, – теперь при встрече я легко узнаю его. Ну что ж, как только он попытается выйти из своей засады, я позабочусь о том, чтобы он ответил за свое плутовство.

Леопард подождал, пока на лес спустилась ночь и все звери уснули, затем выкопал осиное гнездо и положил его у входа в лисью нору. Когда на следующее утро лис проснулся и хотел выйти из норы, он услышал, как у самого входа раздается жужжание, которое он принял за рев леопарда. Вместо того чтобы выйти наружу, лис вернулся в нору и забился в самый дальний угол. Шум не умолкал несколько дней, и все это время рыжий плут боялся и нос показать из норы.

Сначала голод заставил его съесть по очереди всех своих детенышей, потом лис уговорил свою жену устроить с ним состязание с тем условием, что победитель съест побежденного. Несмотря на то что лис несколько раз уступал своей супруге в силе, каждый раз он умолял ее пощадить его и дать ему еще один шанс, а потом внезапно набросился на нее и съел.

После этого он голодал еще несколько дней, пока, наконец, голод не стал настолько невыносимым, что лис решился рискнуть жизнью и выйти наружу. Он тихонько подкрался к выходу и пулей выскочил из норы. И что же? Оказалось, что шум, заставивший его съесть всю свою семью, был не более чем жужжание ос. Однако что сделано, то сделано, поздно было теперь горевать. Сейчас нужно было придумать, как спастись от мести леопарда, который теперь мог узнать лиса где угодно, ведь тот лишился хвоста.

Лис, пораскинув мозгами, пригласил всех своих рыжих собратьев в роскошный виноградник полакомиться фруктами. Когда гости прибыли, лис подвел каждого к отдельному кусту и, сославшись на то, что, если каждый будет свободно разгуливать по винограднику, шум может разбудить белок и таким образом подвергнуть всех опасности, крепко привязал каждого лиса за хвост к его виноградному кусту.

Когда все были привязаны и тихо поглощали виноград, лис тихонько забрался на высокий холм и заорал во все горло: «Придите, о сыны Адама, придите и посмотрите, как грабят ваш виноградник». Лисы хотели броситься наутек, услышав его крик, но привязанные хвосты не давали им двинуться с места. Однако они продолжали тянуть до тех пор, пока хвосты не оторвались. Теперь все лисы в округе были бесхвостыми и бедный леопард при встрече с нашим героем не мог доказать, что это и есть тот самый лис, задолжавший ему куртку из овчины.

Одна бедная старая вдова, у которой умерли все родственники, вела одинокую жизнь в маленькой хижине с саманной крышей, стоявшей посреди пустыря. Была темная ненастная ночь, когда крыша ее жалкой лачуги начала протекать и вода закапала прямо на развалившуюся кровать. Женщина встала, перетащила свою циновку и лежавший на ней старый матрас в другой угол хижины, однако напрасно, потому что скоро и в этом углу из крыши стала сочиться вода, которая, падая на пол, издавала странный звук, нечто вроде «диб-диб-диб-диб». Старуха снова поднялась на ноги и перетащила свою постель в третий угол, но и там с потолка капала вода, беспрестанно повторяя свое «диб-диб-диб-диб». В конце концов, доведенная до изнеможения и отчаяния, женщина взмолилась: «О Господи! О Аллах! Спаси меня от этого проклятого «диб-диб-диб-диб». Посмотри, как он мучит меня, не дает мне уснуть. Завтра у меня будет ломить все кости. Ничего я так не боюсь и ничто так ненавижу, как это «диб-диб-диб-диб». Я не боюсь диких зверей – ни льва, ни леопарда, ни волка, ни медведя, ни гиену – так, как я боюсь этого ужасного «диб-диб-диб-диб», который не дает мне спать сейчас и, конечно, будет мучить меня завтра».

А в это время прямо за дверью хижины притаился дикий зверь, который дожидался, когда старая женщина уснет, чтобы войти и съесть ее. Услышав старухины мольбы, зверь задумался, кем бы мог быть этот загадочный «диб-диб-диб-диб», и после долгих размышлений пришел к выводу, что будет благоразумнее с его стороны не входить в старухину лачугу, пока там сидит «диб-диб». Одно было ясно притаившемуся дикому зверю: «диб-диб» – это наверняка какой-то страшный монстр, с которым лучше не связываться. «Я знаю, что такое дуб [191], – рассуждал сам с собой дикий зверь, – и я знаю, что такое диб [192], но я никогда прежде не слышал о животном по имени диб-диб, а так как я не хочу идти на неоправданный риск, оставлю-ка я лучше эту старуху в покое. Не так уж много на ней мяса. А если диб-диб считает ее таким лакомым кусочком, так пусть забирает ее себе, а я поужинаю где-нибудь в другом месте. Но тшшшшш! Что это за шум? Я не удивлюсь, если это диб-диб собственной персоной явился за нашей старушкой. Притаюсь-ка я лучше, пока он не уйдет, а не то он увидит меня и съест вместе с ней».

Приближавшееся в темноте существо был не кто иной, как торговец водой из соседней деревни, у которого в ту ночь убежал осел. Это был самый несносный в мире осел, который постоянно сбегал и уже лишился обоих ушей… ну, или значительной их части… потому что его постоянно за них оттаскивали владельцы кукурузных полей, на которые он забредал. Короче говоря, это был осел с самым скверным характером, чей хозяин вот уже битые несколько часов бродил в эту ненастную ночь в поисках своего питомца.

Мужчина был в самом дурном расположении духа, поэтому, когда он приблизился к тому месту, где лежал дикий зверь, у которого от страха перед ужасным диб-дибом тряслись все поджилки, и увидел карнаухое животное примерно такого же размера, как его осел, он тут же разразился проклятиями, поклялся, что переломает несносному ослу все кости, проклял его отца и всех его прадедов, религию его хозяина и его предков и, даже не остановившись, чтобы убедиться, что перед ним действительно лежит его осел, принялся изо всех сил колотить дикого зверя, у которого душа совсем ушла в пятки, палкой. Дикий зверь, у которого теперь исчезли все сомнения по поводу того, что он оказался во власти диб-диба, был так напуган, что лежал, всем телом прижавшись к земле и даже не пытаясь противостоять столь жестокому нападению, а когда мужик, ни на минуту не переставая сыпать проклятия, заставил его подняться, а сам уселся сверху, зверь кротко снес это унижение и покорно повез его туда, куда он показывал.

Крестьянин же, несколько поостыв и выехав на дорогу, которая вела в деревню, почувствовал, что сидится ему не так, как обычно, да и поступь у животного, на котором он ехал, была бесшумной, то есть совершенно не такой, как у нормального осла. Тут-то он, наконец, понял, что едет вовсе не на осле, а на каком-то диком звере. «Однако раз уж я сижу на его спине, – рассудил мужик, – он не сможет убить меня». К тому же было видно, что зверь боится своего наездника, поэтому мужик решил продолжать оставаться в таком положении, пока не удастся выяснить, что под ним за зверь и как от него избавиться. Итак, всякий раз, когда животное замедляло ход, крестьянин посильнее ударял его палкой и разражался целым потоком проклятий.