Елена Воробьева - Летописи Арванды. Легенды спящего города

В лесах ночных ведь волки рыщут, и ураган бывает крут…

Фарго же никого не впустит, частенько у закрытых врат,

Как животина, мерли люди — частенько, люди говорят…

Ты, отче, не ходи в те дали — давно уж глухи те места,

Давно Фарго мы не слыхали, небось, и заросла тропа…»

Старик, вздохнув, пошел к постели… Наутро встал, благословясь,

И только небо просветлело, рассвета нити заалели —

Он в путь отправился опять.

***

Дорога старая травою и мхом зеленым заросла,

Покрылась павшею листвою, присыпалась слегка землею,

Но видна все еще была.

День минул, и в лесной сторожке старик остался на ночлег —

Свечу поставил на окошко, перекрестил углы, порожек,

Достал из сумки квас и хлеб…

Он спал спокойно — но снаружи всю ночь мелькала чья-то тень,

И шорохи вокруг избушки вились, роились, словно мушки

В ленивый, жаркий летний день…

Сквозь гул и шорох смех негромкий касался слуха старика…

Корявый, неприятно-ломкий, он полз, но обходил сторонкой —

Кругом сторожки лесника…

…Старик проснулся, помолился и путь продолжил на заре —

В лесу еще туман клубился, но в небе всполохи зарницы

Ночную разгоняли тень.

К полудню солнечные блики пробились радужной волной,

Стал слышен рокот — море близко, лес поредел и расступился,

Запахло хвоей и смолой.

И снова вечер, звезды низко склонились к пологу земли,

Верхушки сосен в темной выси тонули… А внизу струились

И вдаль летели огоньки…

И вскоре к брошенной избушке огни с дороги привели —

Она стояла на опушке, за нею темным полукружьем

Виднелось поле и холмы…

Той ночью звуки не стихали — зловещий шепот за окном

Сулил погибель… Между снами чудные образы мелькали,

И …флейта пела за холмом!

К утру исчезли звуки. Солнце укрылось сонно в облаках,

И сон его вот-вот прольется дождем, что ливнем обернется

В вечерних сумрачных лесах…

Старик отправился в дорогу, с надеждою благословясь,

С молитвой обращаясь к Богу, прося защиту и подмогу —

Чтоб путь он совершил не зря…

Да, к вечеру сгустилась буря — на поле ветер бушевал,

Холодные хлестали струи, и молнии, как взгляды фурий,

Метались, падая в провал.

Ревела буря, а над морем мешались ветер и огонь,

И диким, самым страшным штормом, взрывались сумрачные волны —

Вдали часов раздался бой…

Старик средь бури растерялся и сбился с темного пути —

Но снова всполохи огнями взлетели пред его ногами

И дальше смело повели…

Часть пятая: ПРОТИВОСТОЯНИЕ

…Вот стены, и врата чернеют, и бой часов летит окрест…

Тлен одиночества и время, и старость в стенах каменеют

И в людях, что остались здесь…

Старик не стал стучать в ворота — в молитве на колени сел,

Вокруг не обращая взора, терпя безумства непогоды,

Застыв, он лишь вперед глядел…

А буря громче завывала, деревья гнула до земли,

Бросая ливня покрывала на старца, что сидел упрямо

У врат и Господа молил…

Но вот средь бури флейта взвыла, и от Фарго прочь позвала,

Со всею ненависти силой приказывала и молила —

Старик же Бога призывал!

Над ним огни, что ярче молний, взлетели огненной волной

И скрыли старика от воя… Изнемогла и буря вскоре —

Старик один был пред стеной.

Минула ночь. Старик молился… А за стеною старый страж

Следил за ним из-за бойницы, надеясь, что тот отвратится

И утром повернет назад…

Но утром, увидав, что странник стоит, как ночью, у ворот

И бьет поклоны неустанно, решил, что это все же странно —

Не просит, помощь не зовет…

Кряхтя, он поспешил на площадь, пройдя по сбитой мостовой —

На стену встал его помощник, что также видел этой ночью,

Как странник выстоял живой.

А первый страж уже добрался до городского головы,

С трудом сглотнул и отдышался, потом несмело постучался

И дверь со скрипом отворил:

«Там, ваша честь, старик явился — всю ночь под стенами стоял

Он на коленях и молился… Не звал, в ворота не стучал…

Мы слышали и звуки флейты… Как и тогда, в тот страшный день —

Вкруг старика ее напевы бросали сумрачную тень.

А он… молился на коленях — и искры огненным кольцом

Кружили, разгоняя тени, он говорил с самим Творцом…»

« Не говори мне этой чуши! Все померещилось тебе —

Нам в Городе их Бог не нужен, мы сами господа себе!

Старик живой? Вот так везунчик — наверно, крепкий организм…

А сколько их здесь ныло… Случай! А утром их бросали вниз…

Иди себе… о нем не думай — он или сгинет, иль уйдет…

Меня не трогают их судьбы, пускай мир вовсе пропадет…»

И старый мэр вновь у камина уселся, кашляя, кряхтя,

Вдыхая вкус смолы и дыма — и чудилась ему Марина,

Его любимое дитя…

Светилось личико малышки, а взгляд стремился к небесам…

Там, в комнате, и ныне книжки лежат, и плюшевые мишки,

И ленты к светлым волосам…

А страж, кряхтя, побрел обратно, слезу сгоняя по пути —

Он вспомнил маленького брата, проделки, шутки Алехандро,

И смех, что лучиком светил…

***

…Сменилась стража этой ночью. Молился у стены старик…

И стражи слышали: «Мой отче…» И думали — что им пророчит

Его печальный светлый лик…

Вот буря с силой загудела, бичом холодным дождь хлестнул,

И тут же музыка взлетела — о скорой смерти флейта пела!

Ей вторил шторма вой и гул…

Старик взял в руки крест нательный, в слезах его поцеловал —

И тут же искорки взлетели и скрыли в огненной метели

Молящегося старика…

С тревогой стражи ждали утра — всю ночь бесился ураган!

Но вот высокая фигура, не сломленная злою бурей,

В молитве скорбной склонена…

О чем он плачет здесь? О детях? Но что он мог о них узнать…

О тех счастливых днях и летах, что промелькнули, как комета,

Оставив гнить и умирать?...

Кто помнит о Фарго несчастном? Кому есть дело до людей,

Чья жизнь была, как вечный праздник и чьей все покорялись власти —

Теперь они среди теней…

А, может, он о жертвах плачет, что сгинули у этих врат?

Откуда этот странный старче?... Могло ли это быть иначе?

Но разве… Город виноват?

И первый страж пошел с докладом к достопочтимому судье,

Что средь покинутого сада под диким старым виноградом

Сидел на треснувшей скамье:

«Там, ваша честь, перед вратами уж день второй старик сидит…

Молитвы шепчет… Может, сами посмотрите… Он не глядит

По сторонам, не просит денег, впустить не просит на порог —

Его от бурь ночных и ветра огней скрывает хоровод…

Он молится весь день и плачет… Лишь на коленях он сидит…

Одно все это может значить — в душе он с Богом говорит…»

«Не смей мне глупости пустые рассказывать… Ну, что — старик?

Здесь было много их… Такие, что только могут, что просить…