Автор неизвестен - Махабхарата. Рамаяна

Но каждого благоуханного облака чрево
Богато прохладой, как листья камфарного древа.

Ты ветра душистого можешь напиться горстями.
Он а́рджуной пахнет и ке́таки [231]желтой кистями.

Чредою летучей окутали черные тучи
Грядою могучей стоящие горные кручи:

Читающих веды, отшельников мудрых фигуры
Застыли, надев антилоп черношёрстые шкуры. [232]

А небо, исхлестано молний златыми бичами,
Раскатами грома на боль отвечает ночами.

В объятиях тучи зарница дрожащая блещет:
В объятиях Раваны наша царица трепещет.

Все стороны неба сплошной пеленою одеты.
Исчезла отрада влюбленных — луна и планеты.

Тоской переполнено сердце! Любовных услад же,
О младший мой брат и потомок великого раджи,
Я жажду, как ливня — цветущие ветви кутаджи…

Воды небесной вдоволь есть в запасе.
Кто странствовал — стремится восвояси.
Прибило пыль, и, с ливнями в согласье,
Для воинов настало междучасье.

На Ма́нас-озеро в лучах денницы
Казарок улетают вереницы.
Не скачут по дорогам колесницы:
Того и жди — увязнешь по ступицы!

Небесный свод, повитый облаками, —
Седой поток, струящийся веками!
И преграждают путь ему боками
Громады гор, венчанных ледниками.

Павлин кричит в лесу от страсти пьяный.
Окрашены рудой темно-багряной,
Уносят молодые воды рьяно
Цветы кадамбы желтой, сарджи [233]пряной.

Тебе дано вкусить устам желанный,
Как пчелы — золотой, благоуханный,
Розовоцветных яблонь плод медвяный
И, ветром сбитый, манго плод румяный.

Воинственные тучи грозовые
Блистают, словно кручи снеговые.
Как стяги — их зарницы огневые,
Как рев слонов — раскаты громовые.

Обильны травы там, где ливень, хлынув
На лес, из туч, небесных исполинов,
Заворожил затейливых павлинов, [234]
Что пляшут, опахалом хвост раскинув.

На пики, на кремнистые откосы
Присядут с грузом тучи-водоносы —
И побредут, цепляясь за утесы,
Вступая в разговор громкоголосый.

Небесный свод окрасила денница.
Там облаков блистает вереница.
По ветру журавлей летит станица,
Как лотосов атласных плетеница.

Листву червец обрызгал кошенильный [236].
Как дева — стан, красотами обильный, —
Одела покрывалом, в чан красильный
Оку́нутым, земля свой блеск всесильный.

На миродержца Вишну, по причине
Поры дождей, глубокий сон отныне
Нисходит [235]медленно; к морской пучине
Спешит река, и женщина — к мужчине.

Земля гордится буйволов четами,
Кадамбы золотистыми цветами,
Павлинов шелковистыми хвостами,
Их пляской меж душистыми кустами.

Слоны-самцы трубят на горных склонах.
Густые кисти ке́так благовонных
Свисают с веток, влагой напоенных,
Громами водопада оглушенных.

Сверкают мириады капель, бьющих
По чашечкам цветов, нектар дающих,
По сотням пчел, роящихся и пьющих
Медовый сок в кадамбы мокрых кущах.

Дивлюсь розовоцветных яблонь чуду!
К ним пчелы льнут, слетаясь отовсюду.
Их плод — нектара дивному сосуду
Под стать, а цвет похож на жара груду.

Клубясь потоками вспененной влаги,
Неистовые, как слоны в отваге,
Несутся в небе грозных туч ватаги.
Их осеняют молнии, как стяги.

Приняв за вызов — гром, вожак слоновий
Вполоборота замер наготове.
Соперничества голос в этом реве
Почуяв, он свирепо жаждет крови.

Меняется, красуясь, облик чащи,
С павлинами танцующей, кричащей,
С пчелиным роем сладостно жужжащей,
Неистовой, как слон, в лесу кружащий.

Леса, сплетая корни в красноземе,
Хмельную влагу тянут в полудреме.
Павлины ошалелые, в истоме,
Кричат и пляшут, как в питейном доме.

Пернатым ярким Индра благородный
Подарок приготовил превосходный:
Он в чашечки цветов налил холодной
Кристальной влаги, с жемчугами сходной.

Мриданги туч гремят в небесном стане.
С жужжаньем ищут пчелы сладкой дани,
И кваканье лягушечьих гортаней
Напоминает звук рукоплесканий.

Свисает пышный хвост, лоснится шея
Павлина, записного лицедея.
Плясать — его любимая затея
Иль припадать к верхушке древа, млея.

Мридангом грома и дождем жемчужин
От спячки род лягушечий разбужен.
Весь водоем лягушками запружен.
Все квакают блаженно: мир остужен!

И, наглотавшись ливней, как дурмана,
Обломки берегов качая рьяно,
Бросается в объятья океана
Река, супругу своему желанна.

А цепи туч, водою нагруженных —
Как цепи круч, пожаром обожженных,
Гряды холмов безлесных, обнаженных,
Подножьем каменистым сопряженных.

Где тик в соседстве с а́рджуной прекрасной
Растет, мы слышим крик павлинов страстный,
И по траве, от кошенили красной,
Ступает слон могучий, трубногласный.

Када́мбы хлещет ливень и толчками
Колеблет стебли с желтыми цветками,
Чей сок медвяный тянут хоботками
Рои шмелей с мохнатыми брюшками.

Утешены лесных зверей владыки,
Цари царей — земель, морей владыки:
Сам Индра, царь богов прекрасноликий,
Играя, льет с небес поток великий.

Из туч гряды, гонимой ураганом,
Грохочет гром над вздутым океаном,
И нет преград гордыней обуянным
Стремнинам, с дождевой водой слиянным.

Наполнил Индра облаков кувшины
И царственные окатил вершины,
Чтоб красовались горы-исполины,
Как после бани — смертных властелины.

Из облаков лиясь неугомонно,
Поток дождей поит земное лоно,
И заслонила мгла неблагосклонно
От глаз людских светила небосклона.

Свой гром даря природным подземельям,
Громада вод, искрящихся весельем,
С громады скал жемчужным ожерельем
Свисает, разливаясь по ущельям.

Рождают водопады гор вершины,
Но побеждают их напор теснины,
Жемчужный блеск несущие в долины,
Что оглашают криками павлины.

Небесные девы [237]любви предавались и, в тесных
Объятьях, рассыпали нити жемчужин чудесных.

Божественные ожерелья гремучим потоком
На землю низверглись, рассыпанные ненароком.

Сомкнувшийся лотос, и царство уснувшее птичье,
И запах ночного жасмина — заката отличье.

Цари-полководцы забыли вражду [238], и в чертоги
Спешат по размытой земле, повернув с полдороги.