Леопольд Воеводский - Каннибализм в греческих мифах. Опыт по истории развития нравственности

Подобной односторонностью отличается и тот взгляд, который выводит антропофагию из отдельных случаев мести и ненависти. Во‑первых, те данные, на которые обыкновенно опираются эти учёные, никак не могут считаться доказывающими что-либо в пользу этого предположения. Если в одной могиканской воинственной песне говорится: «Будем пить кровь и есть мясо наших врагов» [330] , то из этого не следует, что этот обычай вызван именно враждой, и что могикане, в случае отсутствия врагов, не пожирали бы, пожалуй, друг друга. Жители Норт-Джэксона пожирали, например, не своих врагов, а их жён, из этого видно, что главная причина каннибализма заключалась у них не во вражде. [331] Столь же недостаточно ссылаться для основания этого взгляда на слова Ахилла, желавшего в порыве гнева съесть Гектора. Умирающему Гектору, молящему о чести погребения, Ахилл отвечает: «Не умоляй меня, собака, обнимая мои колена и призывая моих родителей. О, если б гнев меня побудил, отрезав (у тебя) (кусок?) мяса, съесть его сырым за то, что ты мне сделал!» [332] Это место не только ничего не свидетельствует об условиях появления каннибализма, но даже, напротив, доказывает, что в той среде, в которой составился этот рассказ об Ахилле, каннибализм уже перестал существовать, или по крайней мере считался уже делом в высшей степени необыкновенным. Что подобное изречение могло появиться только на основании фактически существовавшего каннибализма, это, с одной стороны, очевидно. Столь верное указание на зверский обычай, существующий у иных народов и поныне, было бы иначе необъяснимо. Но, с другой стороны, явствует, что для оправдания его считалась уже необходимой исключительная раздражённость и такая ярость, на которую не способен даже сам Ахилл. Во‑вторых, если бешенство гнева могло вызвать у людей каннибализм, то отчего же подобного явления мы не встречаем у диких зверей, которые, пользуясь, к тому же, в борьбе друг с другом зубами, столь часто имеют случай вкусить крови?

О несостоятельности мнения, что антропофагия развилась из человеческих жертвоприношений, мы уже говорили выше.

Все эти взгляды основаны, как мы видели, на предположении, что человеку с самых ранних пор его существования было присуще и как бы врождённо отвращение к поеданию человеческого мяса, отвращение, для преодоления которого и нужно было придумать самые необычайные мотивы, каковы свирепый голод, бешеный гнев и, наконец, религиозный фанатизм. Я старался указать на их несостоятельность, имея при этом в виду преимущественно устранить ошибочное предположение, будто бы первобытный человек уже с первых пор был одарён такими инстинктами и наклонностями, которые в действительности могут считаться только последствием очень продолжительного культурного развития.

Обращаясь к представителям другой категории взглядов, к Вуттке, Лотце и Каспари, мы у первого из них не находим даже попытки изложить своё мнение обстоятельнее. Подобным образом и Лотце, как читатель мог убедиться из его собственных слов, довольствуется остроумными, правда, но слишком неопределёнными намёками, не желая, по-видимому, пускаться в более подробное рассматривание вопроса.

Каспари же, производя каннибализм от грубо материалистического взгляда на неразлучность силы и жизни с телом, опирается при этом преимущественно на свою теорию о первобытном культе животных. Чтобы люди стали подражать животным, эти последние должны были, по его мнению, пользоваться у них особым уважением. Но, идя этим путём дальше, следует допустить, что почитание животных установилось, когда огонь не был ещё в употреблении, ибо существуют данные, доказывающие, что в древнейший период каннибализма человеческое мясо пожиралось сырым. Затем распространённость каннибализма делает необходимым ещё дальнейшее предположение, что с древнейших времён почитание животных существовало уже на всём земном шаре. Трудно не заметить сомнительных сторон в столь сложной гипотезе. Что каннибализм связан почти везде с грубыми воззрениями, на которые указывает Каспари, в этом нет сомнения. Так, например, человеческой крови везде приписываются самые удивительные свойства. Ho все подобного рода поверья очень естественно могли быть вызваны и самим каннибализмом. Главный же недостаток этой теории заключается в несогласии её с данными, указывающими, как увидим, на пожирание существ слабых, преимущественно детей, как на чрезвычайно древний фазис каннибализма.

Итак, оказывается, что нельзя вполне довольствоваться ни одним из существующих объяснений рассматриваемого явления. Попытаемся теперь сами поискать, нет ли на самом деле каких-нибудь данных, которые хоть с некоторым вероятием объяснили бы нам появление в человечестве этого странного обычая.

§ 17. Продолжение. Жители пещер. Каннибализм у животных

Почти всюду, где мы встречаем каннибализм, он является просто способом пропитания. Гумбольдт говорит, что индейцы смотрят на наши упрёки за употребление в пищу человеческого мяса точно так же, как бы мы сами смотрели на требование какого-нибудь брамина, желающего отклонить нас от употребления животной пищи. Одни народы едят своих собственных родственников: то дряхлых старцев, то заболевших, то, наконец, жён и детей и даже трупы умерших. Другие довольствуются пленными врагами, рабами и преступниками. Там, где каннибализм начинает выходить из употребления, являются, естественным образом, различные попытки оправдать его в тех более редких случаях, в которых он считается необходимым, тогда предлогом для каннибализма являются преимущественно различные религиозные мотивы, как, напр., желание умилостивить прогневанное божество человеческим мясом, и т. п. Зато в иных странах он считается делом столь естественным, что не нуждается вовсе в каком-либо оправдании. Так, напр., дикари Бразилии, которых посещал Жан де-Лерн в начале XVII столетия, кормили пленных лучшими кушаньями и предоставляли им даже своих жён и дочерей с тем, чтобы они, живя в довольстве, стали жирнее и вкуснее. [333] Мы знаем, что в случае изобилия человеческого мяса, они высасывали только кровь и пожирали икры и ладони. [334] У африканского народа азин жирные рабы закалывались или продавались мясникам; человеческое мясо продавалось на рынке. [335]

Если мы, безо всяких предвзятых мыслей о мнимой врождённости человеку отвращения к каннибализму, взглянем на последний просто как на способ пропитания, то, прежде чем спрашивать: каким образом он мог впервые проявиться, мы должны будем решить другой вопрос: который способ добывания человеческого мяса представлялся самым простым и всего менее затруднительным?

Очевидно, что с этой точки зрения всего проще было пожирать мясо умерших, или же детей, стариков, больных людей и вообще всех, не могущих сопротивляться. Относительно пожирания трупов мы можем, однако, сейчас же заметить, что это предположение лишено вероятия. Не говоря уже о других соображениях, делающих существование подобного каннибализма в виде обычая невероятным с физиологической точки зрения, мы укажем только на отсутствие убедительных указаний такого явления в мифах, и на соответствующую этому редкость и исключительность тех случаев, в которых каннибалы пожирают трупы умерших. Мы знаем, что некоторые народы именно потому и умерщвляют своих состарившихся родственников, чтобы вследствие естественной смерти мясо их не сделалось, как они думают, негодным для еды. Итак, остаются только старцы, больные и слабые люди, и, наконец, дети. Последние, не представляя никакого сопротивления, должны уже вследствие этого одного обстоятельства, считаться самой удободобываемой пищей для каннибала. Если к тому ещё сообразим, что людоеды предпочитают мясо детей и молодых женщин всякому другому, [336] то, по-видимому, нам придётся предположить, что каннибализм взял своё начало от пожирания детей. Посмотрим, насколько это предположение подтверждается иными соображениями и преимущественно теми фактами, которые дают известные нам примеры каннибализма.